Уравнение Гровса с тремя неизвестными

На позиции, где находился мой наблюдательный пункт, резко усилился ветер, это было похоже на торнадо, сэр. Там, где вспыхнуло солнце, через несколько минут образовался огромный просвет в облаках, в который я увидел настоящее солнце, всходившее над горизонтом… В это время в ста ярдах от моего местонахождения, из низко висящих облаков на землю упал какой-то предмет. Я не успел рассмотреть его, сэр, но земля содрогнулась от этого удара, это было близко от меня.

— А Вы не слышали гула самолета? — спросил Паш, — я имею в виду перед тем, как упал этот предмет?

— Нет, сэр, — ответил Джек, — у меня от сильного раската грома заложило уши, как при контузии.

— А Вы были контужены? — спросил Майкл.

— Да, сэр, — отвечал Джек, — при высадке в Нормандии я получил при артобстреле легкую контузию, но, слава Богу, меня быстро поставили на ноги в госпитале.

— А какое расстояние было от вас до места вспышки этого «солнца»? — спросил Паш.

— Не могу точно утверждать, сэр, — отвечал Джек, — но это было далеко, примерно в пятнадцати-двадцати милях от меня.

Вопросов к капралу больше не было и его вывели из кабинета, где после такого рассказа воцарилось молчание. Эйзенхауэр пристально смотрел на ученых Гоудсмита, пытаясь определить их реакцию. Паш с Майклом обменивались понимающими взглядами, их глаза блестели азартом интереса к произошедшему и каждый из них был уверен, что все услышанное от очевидца — правда.

— Какой окончательный вердикт специалистов? — задал вопрос Эйзенхауэр.

— Я уверен, сэр, — ответил за всех Гоудсмит, — это подтверждает Ваши предположения, что на позиции пехотных дивизий была сброшена урановая бомба.

— Но почему на месте взрыва нет воронки? — спросил Эйзенхауэр, — судя по мощности взрыва, она должна быть огромных размеров. Посмотрите на аэрофотосъемку, ударная волна смела деревушки в радиусе десяти миль, вырвала с корнями огромные деревья… Мне непонятно, почему солдаты сгорели, …обуглились?

— Воронки нет, потому что бомба разорвалась на высоте 400–500 ярдов от земли, выше густой облачности, — объяснял Гоудсмит, — по нашим расчётам, если бы бомба достигла поверхности, то ее взрыв должен был образовать воронку диаметром около полумили и глубиной до 100 ярдов. Это карьер, сэр… Наши солдаты обуглились потому, что в месте взрыва температура возрастает до десяти миллионов градусов, поэтому сжигает все в эпицентре, сэр!

— В таком случае, опираясь на Ваше мнение, я сейчас же отравлю срочное донесение президенту Рузвельту! — подвел окончательный итог Эйзенхауэр, — благодарю вас, господа, за оказанное содействие!

— А где сейчас эти невзорвавшиеся бомбы? — неожиданно спросил Майкл, вызвав у Гровса возмущение.

— Это секретные сведения и я не могу Вам сообщить об этом! — резко ответил Эйзенхауэр, — до свидания, господа! Вас доставят обратно в Страсбург тем же самолетом…

Возвращаясь обратно, ученые Гоудсмита живо обсуждали информацию, полученную от очевидца Джека Кэмпбелла, спорили между собой и удивлялись. Паш молча сидел у иллюминатора и смотрел на проплывающие под крылом самолета облака с нескрываемым раздражением, видимо упреки Эйзенхауэра задели его самолюбие. Майкл тоже молчал и старался скрыть свою радость, ведь сегодня он получил такую секретную информацию, ради которой многие разведчики работали десятилетиями. Он намеревался на следующий день немедленно информировать Центр о применении немцами урановой бомбы в Арденнском наступлении и обязательно сообщить о двух других, которые не взорвались и попали в руки американцев! Но жизнь распорядилась иначе, в Страсбурге Беннета ждал неприятный сюрприз.

Швейцарские часы «Лонжин»

Площадь Дзержинского напротив главного здания НКВД-НКГБ СССР когда-то называлась Лубянской. Это название было дано ей еще в XIX веке по местности, которая в свою очередь нарекли по аналогии с Лубяницей — районом Великого Новгорода. После смерти Дзержинского в 1926 году площади присвоили его имя. В то далекое время Павел Михайлович Фитин учился еще в школе второй ступени в Ялуторовске Тобольской области, а уже весной 1927 года он вступил в партию большевиков. Карьера крестьянского сына резко пошла вверх по окончании сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, куда парень был направлен по комсомольской путевке. По окончании ее, он, как дипломированный специалист руководил редакцией в Государственном издательстве сельскохозяйственной литературы.

После службы в армии Фитин назначается заместителем главного редактора, но вскоре партия направляет его в органы госбезопасности, которые были обезглавлены в результате «большого террора» 37 года. Человека, не имеющего никакого чекистского опыта, кроме пятимесячных курсов в Центральной школе МВД, тут же принимают во внешнюю разведку. Он, стажёр в 5-м ее отделе ГУГБ НКВД СССР, в течение года совершает стремительную карьеру и становится заместителем начальника этого отдела, а с 1939 года он возглавляет уже внешнюю разведку органов госбезопасности в должности начальника 1-го Управления НКГБ СССР.