Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)

Каминский спал. Я прислонилась к косяку и стала рассматривать его. Ему скоро тридцать, это видно. Морщинки у глаз, складка у рта. На нем много украшений: несколько тяжелых черненных серег в ушах, толстая серебряная цепь на шее, на ней вместо кулона серебряное же кольцо с резьбой, на правой руке классический браслетик с группой крови, на левом мизинце перстень в виде оскаленной львиной головы, а рядом, на безымянном, тонкое кольцо с резьбой. У него татуировки на бицепсах — слева грифон, справа дракон. У него удивительно темные волосы на теле, при таких светлых волосах на голове. И он совсем не волосатый, в отличие от Таира. И на боку у него шрамы. Вчера, на эмоциях и коньяке, я не сообразила, откуда шрамы. А сегодня голова моя работала, как часы, так что я легко сложила два и два — шрамы после аварии, кольца на пальце и на цепочке одинаковые, и то, что на цепочке, принадлежало ей. Осталось только вычислить, почему были мокрые волосы. Хотя, если подумать, как следует, то понятно, что человек пришел после концерта и первым делом вымылся. А уже потом стал пить и звонить мне. Логично?

Пока я думала об этом, Влад пошевелился, простыня сползла с бедер, и мне открылся завораживающий вид на классическую утреннюю эрекцию. Бог ты мой, неужели он всю ночь засовывал в меня ЭТО? Не то чтобы меня пугали большие размеры, но у меня так все ныло после вчерашнего, что я содрогнулась от мысли о том, что... Короче!

Я разглядывала голого спящего Каминского и мысли в моей голове принимали странноватый оборот. Я точно помню, что эта волшебная палочка побывала у меня во рту, вот только теперь у меня есть вопрос: как я не задохнулась? Мне стало так интересно, что я решила провести эксперимент. Тихонько нырнула в кровать, устроилась поудобнее, и провела языком вдоль рельефной вены. Влад не проснулся. Тогда я облизала губы и произвела замер. Получалось не очень-то. Но процесс меня увлек и… Короче, называем вещи своими именами! Я сосала. Очень изобретательно, мне так кажется. Подключив руки. Размеренно вдыхая и выдыхая. Язык мой отнюдь не болел и не ныл, и даже не устал. Минуты через три Влад перестал делать вид, что спит, я почувствовала, как он крепко обхватил мои бедра и потащил к себе. О, я прекрасно поняла, что он запланировал! Я говорила, что Влад прекрасно целуется? А что он так же хорошо целуется не в губы? Я застонала вголос, широко развела бедра, предоставляя ему возможность для маневра. И Каминский стал маневрировать. Его язык и губы… И пальцы… Он так отвлекал меня, что я почти забыла, что я делаю в своем углу ринга. Но я сосредоточилась и вынудила великого и ужасного Каминского застонать и судорожно дернуть тазом. Он почти кончил, я была бы в этом уверена, но Влад выскользнул из моих губ и сменил позу. Теперь мы лежали на боку, он шумно и горячо дышал мне куда-то в шею, его руки ласкали меня, а его член удобно устроился у меня в ладони. Пальцем… Вот парадокс – пальцы гитариста не предназначены для таких вещей, слишком грубые и мозолистые. Но пальцы Каминского… Он точно знал, где моя волшебная кнопка. И нажимал на нее так, что мне стало не хватать воздуха.

— Вероника…— прошептал он мне на ухо, — ты течешь, ты знаешь об этом?

— Догадываюсь, — ответила я.

Влад одобрительно хмыкнул, его большой палец нарисовал маленькую окружность вокруг пика моего удовольствия, а указательный без малейшего сопротивления с моей стороны скользнул внутрь. Я вздохнула.

— Ты так течешь, что мне кажется, тебе кое-что нужно, а?

Какой догадливый! Я снова вздохнула, почти всхлипнула, когда он добавил к указательному пальцу средний. И безымянный. И надавил большим.

— Да…— согласилась я, подаваясь назад, вжимаясь задницей в его живот, насаживаясь на эти волшебные пальцы.

— Говори развернутыми предложениями, Вероника. Рот ведь у тебя не занят? — он издевается?

Я согласна была даже стихи ему читать, только чтобы он приступил уже к делу. Не я ли была твердо уверена несколько часов назад, что никогда не захочу больше никаких членов?

— Иди ко мне, — прошептала я, посчитав это предложение достаточно развернутым.

— Нет. Я не понимаю. Объясни мне, чего ты хочешь?

— Трахни меня, Вла-а-ад, — начала я объяснять.

— Нет, не понятно.

— Засунь в меня свой член, черт тебя побери, — я уже умоляла.

— У тебя слабый словарный запас, Вероника. Ты могла бы попросить оттрахать тебя, как сучку. Или выдрать так, чтобы ноги не сходились. Или…

— Ты будешь, наконец, делать дело, или мы будем вести эти беседы, пока я не умру от недостатка Каминского в организме? — я сдерживалась с большим трудом.

И он вошел в меня. Куда там пальцам! Я взвыла и кончила. Еще раз…

Что еще мы делали остаток воскресенья? Заказали пиццу и наелись до отвала. Допили бутылку моего коньяка. Лежали рядом и говорили. Говорили о всяком. Потом он кое-что вспомнил, о чем я напрочь забыла. Посмотрел хитро из-под свисающей на глаза пряди и сказал:

— Ты кое-что забыла.

— Да? Мне кажется, все было по слову твоему, о, могучий Каминский.

— Ты забыла, что обещала называть меня нежными словами.

— Да? А когда это я обещала?