Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)

На ступеньках курил мой второй лучший друг — Анатолий Борисович Камильман, невысокий худощавый типчик известной национальности, стриженый замысловато. Логично, что человек с таким именем и фамилией просто обязан быть, во-первых Камилем, во вторых Вассерманом. Нечастые Толиковы девушки бывали нами жестоко обмануты, когда мы целыми неделями звали его строго Камилем, убеждая их в его прекрасном восточном происхождении. Потом кто-нибудь где-нибудь прокалывался, и очередная нимфа спадала с лица, получая вместо загадочного Камиля банального еврейского мальчика Толю, аспиранта и мелкого торгаша.

Мы поручкались, и я тоже закурил. Из-за угла почти сразу же вырулил Василий, разряженный в «фирму», с несколькими чахлыми розочками в руках. Василий Сибирцев — мой первый лучший друг, еще со школы. Когда отца перевели в Энск, я учился в пятом классе. Естественно, новенького, да еще и «чурку», не задел только ленивый. Васька особенно усердствовал, пришлось даже дать ему в морду. С тех пор мы и дружим, вот уже скоро пятнадцать лет. Толик появился на выпускном: случайно подписался за нас с Васькой в драке с отморозками из ПТУ, получил по харе, отсидел с нами ночь в ментовке, и нас как-то сразу стало трое.

Васька — мой главный конкурент в вопросах баб, поскольку морда у него смазливая и язык подвешен. Мы играем на контрасте – я жгучий восточный тип, он — стопроцентный сибирский сибиряк, белокурая бестия. В зал мы тоже ходим вместе, это Толяна туда не заманишь. Кроме того, про Василия надо отметить, что он сынок богатого папаши и может позволить себе прожигать жизнь, не заботясь вопросами пропитания. То есть, он числится директором в одной из папиных фирм, но я не уверен, что он помнит, как называется это несчастное ООО.

Итак, Василий прибыл и взял быка за рога. Мы купили билеты и заняли места в плохо освещенном зале ДК Связи. Зал этот знавал лучшие времена, но самодеятельный театр «Мельница», чей спектакль мы собрались смотреть, очевидно, пользовался успехом у публики. Зал быстро наполнялся, Толян грыз орешки, Василий стрелял глазами по хорошеньким театралочкам, а я играл в «Зуму» на телефоне. Свет погас, представление началось…

Ребята из театра заслужили свою популярность, говорю откровенно. Спектакль увлек меня почти сразу, играли они хорошо, и пьеса была небанальная. Речь шла об испанской инквизиции, главную героиню обвинили в ведовстве и к финалу собирались жечь. Девочка – ведьма была неподражаема. Тоненькая большеглазая брюнетка, хрупкая даже на вид, как китайская статуэтка, девочка горела на сцене тем ярким и сильным пламенем, на которое способен только настоящий талант. В паузах между действиями зал взрывался аплодисментами, и я хлопал громче всех.

Финальная сцена, занавес раздвинулся, являя зрителям прикрученную к столбу ведьму. Диалог с инквизитором, занесенный факел палача…

Девушка запела. Голос у нее был не особенно выдающийся, но чистый, а пела она так, что я забыл дышать:

В покаянии – искупленье!

Я молчу, и оскорбленье

Наношу я этим палачу,

Вот сейчас все крики стихнут,

Вот сейчас поленья вспыхнут,

Вот тогда-то я и закричу…

Страшно! Мне ли притворяться?!

Инквизитор мой под рясой

Греет не распятье, а пентакль*…

Так грешно ли это, право —

Я хочу услышать: «Браво!»

Прежде чем закончится спектакль!

Ветер ластится к ладони…

Жаль, меня не похоронят,

Пеплом разлечусь по миру грешному…

Эй, палач, ну где твой факел?!

Лучше хохотать, чем плакать!

Я сгорю, и будет все по-прежнему…

Поджигай,

Хотя б согреемся!

Было б лето, было б хуже!

Пока живы мы – надеемся…

Черт — не страшен, бог— не нужен!

С последними аккордами палач швырнул факел на кучу хвороста и ленты алого шелка взметнулись к потолку, изображая пламя. «Ведьма» страшно закричала и занавес опустился. Я вскочил вместе со всем залом, отбивая ладони, заорал «Браво!». Скептичный Толик удивленно оглянулся на нас с Васькой. А мы орали, хлопали и пребывали в полном восторге.

Из-за занавеса вышли на поклон актеры. «Инквизитор» и «Ведьма» раскланивались публике, принимая букеты. Я схватился за Васькины розочки, стараясь отобрать у него букет, но Васька не отдал, потянул к себе. Несколько секунд мы перетягивали несчастный букет, пока наш высокоумный друг Толик не прокричал:

— Разделите на два, дебилы!

Васька от щедрот сунул мне три не самых помятых цветка, и я ломанулся к сцене.

Расталкивая плечами других поклонников «ведьминого» таланта, я все-таки опередил Ваську и подобрался к сцене. Сунул свои чахлые цветочки, и когда улыбающаяся «ведьма» протянула к ним руку, схватил ее и поцеловал тонкие пальцы. Актриса глянула на меня внимательно, и вдруг покраснела, так, что это стало заметно даже сквозь толстый слой грима. Кивнула и поскорее переключилась на Ваську и прочих букетодарителей.

Я выбрался из толпы обратно в зал и подошел к Толику, одиноко стоящему в проходе.

— Вы че, крыша поехала? — поинтересовался Толик.

— Да ты тупизна просто, Онотоле! Блин, какая пьеса, какая девушка! — я все еще пребывал под впечатлением.