Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)

— Только честно, Таирка, — специальным голосом проговорил Васька, подошедший сзади, и положил руку на мое плечо.

— Да как?! — удивленно выпучился я на Ваську. Дело в том, что условная фраза «только честно» обозначала, что Ваське нравится та же девица, что и мне, и завоевывать ее расположение мы условились честно, на голом обаянии, без запрещенных приемов вроде больших Васькиных денег или моих бойцовских данных. И, если она была произнесена, значит, Васька знал, как выйти на эту актрису и познакомиться с ней поближе. Значит, я могу попробовать!

Тут Васька понял свою ошибку, но было поздно. Теперь ему придется поделиться выходом, он достаточно знал меня, чтобы понять, что я запал на «ведьму» на полном серьезе. Скорчив печальную рожу, Васька сказал:

— Ладно, я проведу тебя за кулисы, хрен с тобой.

Толик кивнул:

— И я, и я пойду. Ведьма там может и одна, но меня вполне устроит какая-нибудь четвертая селянка.

Василий вынул телефон.

Реверс:

Актрису зовут Вера. Верочка. Она пьет мало, тянет один бокал вина уже полчаса. Актриса смотрит на режиссерских приятелей, черненького и беленького. Послепремьерный банкет только для своих, но левых набралось как-то неприлично много. Все они наперебой хвалят режиссера, постановщика драк, автора песен и конечно Ведьму и Инквизитора. Вера слушает в пол уха. Она думает о другом. Совсем не о том, что сегодня была прекрасна, не о том, что Ведьма ей удалась, что эта роль лучше, чем Женевьев из прошлого спектакля про французских аристократов начала прошлого века. Не о том, что Инквизитор набрался и активно подкатывается к девочке из кордебалета, а у него в октябре свадьба. Не о том, что режиссер зазвездился, и тянет одеяло на себя, как будто актеры вообще никакого участия в успехе постановки не принимали. Не о том, что Палач и Четвертый Стражник поют под гитару в углу, и к ним, плюнув на режиссера с его амбициями, откочевала большая часть участников пьянки. Не о том, что звуковик ругается с костюмершей, да так, что всем понятно, что проснутся они завтра в одной постели….

Вера думает о юноше. Юноша заразительно смеется, болтает без умолку, вокруг него уже собралась стайка барышень, многие из которых принимают его за актера. Но он не актер…

Вера думает, не смыть ли ей грим. Но не смывает…

*Обязы — положение раздающего в карточной игре “Деберц”, при котором все остальные игроки пасовали, и раздающий вынужден играть партию вне зависимости от своего желания.

*Пентакль — перевёрнутая пентаграмма, символ Сатаны.

Аверс:

Я проснулась. Лучше бы я этого не делала. Суббота — проклятие офисного планктона, потому что «каждую пятницу я в г*но». Я — не каждую. Но вчера пришлось, был повод.

Стеная под грузом похмелья, я прошлепала босыми пятками по паркету в сторону ванной. И остановилась. Похмелье ли у меня, или я уже дожилась до галлюцинаций? Ролета на кухонном окне была поднята, сквозь стекло светило солнце, а на стекле… Кто-то расписал кухонное окно. Цветные линии, какие-то лица, обрывки стихов, цветы и птицы… Это было так красиво, что я даже сразу не подумала о том, как это было сделано. Но как только подумала, так испугалась. Метнулась к окну, потерла стекло пальцем. Все было нарисовано с той стороны! Шестой этаж, надо мной еще седьмой, подо мной двадцать метров воздуха. Как???

Я стала рассматривать рисунки. Потрясающе красиво! Линии пересекались, переливались одна в другую, сквозь них проступали то контуры женского лица, то глаза, то цветок, то дракон. Слова тоже были кусочками, что-то вроде «проклятие мое», и «девушка, которая любит кнопки», и еще «цветок, распустившийся на ветру», и еще «немного солнца в холодной воде»…

Я рассматривала красоту на стекле минут десять, пребывая в полном шоке. Потом решила, что обдумаю этого художника уже после того, как приму душ и выпью кофе с сигаретой, а то думается слабо. Сказано — сделано. Я вымылась, сварила кофе в любимой бабушкиной медной турке, вынула сигарету и, с чашкой наперевес, отправилась на балкон — в комнатах стараюсь не курить. Я отдернула штору от балконной двери и замерла снова: окно гостиной и балконная дверь были покрыты теми же художествами, что и в кухне. Я поставила чашку на подоконник и двинулась в кабинет. Бинго! Окно расписано ! В кабинете были волки, совы, лошади и глаза-цветы. Уже бегом я бросилась в спальню, раздернула шторы. На окне был человек и мотоцикл. Мотоцикл черный, великолепно прорисованный, кажется, «круизер» называются такие мотоциклы. Человек стоит, опираясь рукой на руль мотоцикла, в темном, в сапогах и в глухом шлеме. Под мотоциклом и его хозяином было написано: «буду смотреть, как ты спишь…» и росчерк, в котором можно угадать три буквы — L е е.

По спине побежали мурашки. Человек всю ночь расписывал окна, умудрившись меня даже не разбудить. Судя по всему, чтобы это сделать, ему пришлось висеть над двором на веревках. И, пока рисовал этого байкера, очевидно, смотрел, как я сплю! А если бы я вернулась не одна? А если бы он решил не просто смотреть?