Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)

И мы пошли. Я, пользуясь случаем, нырнул в раскрывшиеся двери лифта сразу за Никой и почти прижал ее к стене, вроде как давая место музыканту, а на самом деле просто демонстрируя ему всё. Но он не повелся и на этот раз — вошел и встал с каменной будкой. Лифт поехал.

В квартиру мы вошли в обратном порядке: Ника, за ней музыкант, а потом уж я. И он тут же продемонстрировал мне свое «всё»: скинул куртку и пошел вглубь квартиры. Я увидел, как он стащил с себя джемпер, бросил его на кресло, потом майку на ручку двери, потом часы на полочку шкафа… Сука!

Ника ушла мыть руки, а я тоже разделся и пошел в кухню. Включил чайник, достал чашки, разложил пакетики и заорал на всю квартиру:

— Ника! Тебе сахару как всегда?

Ника что-то пискнула из ванной, зато музыкант явился самолично, в одних штанах.

— А тебе сахар класть? — поинтересовался я негромко и приготовился к сцене.

— Две ложки. И лимон, — ухмыльнулся музыкант и распахнул холодильник.

В это время вышла Ника. Посмотрела на нас злобно и вдруг сама затеяла сцену:

— Я смотрю, вы нормально так освоились, да? Этому жарко, этот чаю возжелал. Может, я тогда лучше поеду к Ли? Или мы ее позовем и сыграем в дебчик*? Два на два? Девочки против мальчиков? А потом победители трахнут проигравших? Прикольно получается, чё!

Ух, как она может, если ее как следует достать! Музыкант спал с лица, да и я не светился больше самодовольством.

— Ну, чего вылупились? Пойдем уж тогда сразу в койку, повыясняем, у кого длиннее! Ладно, Каа, но ты-то, Птица! Какого хрена? Впрочем, почему это «ладно Каа»?! Каа свою ревность тоже может смело засунуть в задницу, собрать шмотки и привести себя в божеский вид, стриптизерша хренова! А ты, Агаларов, отвали от чашек, это бабушкин кузнецовский фарфор, и нехрен лапать его руками! Павлины, мать вашу! Мачо-мучачо!

О боже, теперь все решает секунда, и пожалуйста, пожалуйста, пусть я успею раньше!

— Извини, Никеша, я че-то, правда, загоняюсь. Прости! Увидимся на работе.

ЙЕССС! Я успел! Успел раньше него! Пусть он остается, в чем лично я сомневаюсь, пусть! А я поеду и останусь при своих позициях, так-то!

Я выскочил в прихожую, пытаясь перестать самодовольно ухмыляться. И услышал то, чего никак не хотел бы слышать:

— Каа, где твое кольцо? — спросила вдруг Никеша таким потерянным голосом, что меня всего скрутило.

— Там, где ему давно пора было оказаться. Я не уйду, не надейся.

И тишина, разбавленная только шорохами. Он ее там целует, сука! Я сжал кулаки и развернулся к кухне. Стоп! Стоп, истеричка! Назад! Домой! Если я сейчас сунусь со своими кулаками, я точно в жопе.

И я вышел из квартиры, бесшумно прикрыв за собой дверь, спустился вниз, сел на мокрую скамейку и закурил. Мне было плохо. Так плохо, что просто некуда бежать. Мне было отвратительно, как в детстве, когда мама отказывается купить паровозик, сколько не валяйся на полу в магазине. И даже еще хуже, потому что паровозик уже купили другому мальчику, и он, самодовольный хозяин, идет мимо тебя к выходу, прижимая свое сокровище к груди.

Вот так я себя и чувствовал, когда подъездная дверь снова открылась, и оттуда вышел музыкант. Паровозика при нем не наблюдалось, да и выражение лица было далеким от самодовольства.

Музыкант подошел и уселся рядом со мной. Закурил. Я молчал и думал: «Интересно, если я выбью ему зубы и сломаю нос, Ника будет его любить по-прежнему?» Он, наверное, думал о том же.

— Давай подеремся? — вдруг предложил он мне, — Подеремся, слышишь? Хоть что-то сделаем, раз так ничего у нее и не добились.

— Давай, — согласился я. Очень хотелось узнать, почему он тоже ушел. Но я молчал.

— Почему она тянет кота за хвост? Как ты думаешь?

— Потому, что влюблена в Ли, может быть?

— Бред. До сегодняшнего вечера мне казалось, что она влюблена в меня. А тут ты, падла.

— Веришь, я тоже не в восторге был увидеть твое хлебало.

— Я бы тебе с наслаждением вмазал, веришь?

— И я тебе. Давай уже подеремся, а то жопа мерзнет, — я встал со скамейки, отряхивая мокрые джинсы.

— Давай, — вздохнул он, и тоже поднялся.

Мы постояли друг против друга минуту, и снова сели на скамейку.

— Выгнала? — спросил я, уже даже не злорадно, просто к слову.

— Попросила уйти. Сказала, что хочет побыть одна. А ты молодец, быстро сообразил насчет извиниться и свалить. Остался весь белом.

— А согласись, идеи у нее? Насчет деберца с Ли и групповухи? Я аж представил!

— Да у меня бы никогда в жизни не встал на это чудовище! Я уже молчу про тебя!

Мы заржали. Два идиота. Два влюбленных идиота. Самцы, и все такое. Заговорщики!

— Слышишь, — сказал я сквозь смех, — а как мы узнаем, что Марго нейтрализовала Ли?

— А хрен знает, не у нее же спрашивать? Представь себе этот разговор! А-а-а, блин, не могу!!!

И нас снова скрутило в приступе истерического смеха.

— Ты за рулем? Пошли, выпьем. Я еще в жизни не бухал с соперником. Да что там, у меня еще в жизни не было соперника! Я же Таир Агаларов, девичья погибель!

— Веришь, та же херня, — прохрюкал музыкант, утирая морду рукавом.

Мы покинули мокрую лавку и двинулись по пиву…

Реверс:

— И что теперь? — спросила Марго.