Уравнение Шекспира, или «Гамлет», которго мы не читали

Выходит, все-таки, что Офелия скорбит о Робине (который очень похож на Гамлета-Эссекса), и при этом любит своего Лаэрта. Кажется, мы опять увязли…

X. АХИЛЛ И ПОЛИКСЕНА

Увлекшись судьбой Робина Хантингтонского, мы забыли о его любимой деве Мэриэн, дочери лорда Фицуотера (Fitzwater). Обратите внимание – приставка Fitz всегда добавлялась к фамилии незаконнорожденного сына короля. Получается, что в жилах отца Мэриэн (и у нее самой) течет королевская кровь. (Это может быть всего лишь совпадением, но на всякий случай отметим вторую половину фамилии – water). Как видим, уже одна фамилия девы Мэриэн пробуждает наш уснувший было интерес к ее шекспировскому двойнику – девице Офелии и ее прототипу, которого мы до сих пор не угадали.

Перед нами стоит непростая задача – найти в реальной жизни человека, имеющего отношение к королевской фамилии, дочь которого имела близкие отношения с Робертом Эссексом. Только в случае удачи мы можем говорить о разгадке личности Офелии, а заодно и Лаэрта. Казалось бы, задача поставлена некорректно, поскольку мы знаем, что Роберт Эссекс был женат на Фрэнсис Уолсингем, вдове Филипа Сидни. Спрашивается, какую еще особу женского пола мы должны искать, полагая, что граф Эссекс с точки зрения супружеской верности вне подозрений? Однако не будем идеалистами… В аналлах Истории (в той малой части, что оказалась в нашем распоряжении) на гладкой супружеской биографии Эссекса обнаружились две маленькие шероховатости. Попробуем за них зацепиться.

Есть полезная книга, отрывок из которой просто необходимо здесь привести. Это «Мистрис Давенант – смуглая леди шекспировских сонетов» А. Эйксона (1913 г.). Правда, мы должны предупредить доверчивого читателя, что господину Эйксону слишком уж доверять не стоит. В подтверждение сошлемся на мнение Валентины Флоровой, которая в предисловии к собственному переводу фрагмента книги замечает: «Работы А. Эйксона, достаточно известные в начале ХХ века, в настоящее время практически утратили своё положительное научное значение… Однако можно сказать, что они сохранили отрицательное значение: общая ошибочность критического подхода, состоящая в «притягивании за уши» фактов биографии к фактам творчества, явственно сказывается на сомнительности выводов». Несмотря на такое предупреждение, – а, оно, как вы поняли, в полной мере относится и к нашей работе – мы все же рискнем заглянуть в эту сомнительную книгу. У нас нет иного выхода, хотя бы потому, что только здесь обнаружился указатель, в какую сторону двигаться заблудившимся исследователям. Итак, цитата:

«В начале 1598 года он (Джордж Чэпмен – И. Ф.) издал свой перевод семи книг гомеровской «Илиады», весьма заискивающе посвятив его графу Эссексу; после этого Шекспир создал «Троила и Крессиду», где пародировал Гомера и высмеивал Чэпмена. Эту пьесу никогда не играли на публичной сцене, для которой она изначально создавалась. Она игралась, как минимум, однажды, частным образом, в «Блэкфрайерсе», для графа Эссекса и его друзей. Ее постановка была снята по требованию Эссекса. Хотя Шекспир часто забавлялся обыгрыванием политических двусмысленностей, равно касающихся заговора и действия его драм, ни одну из параллелей не очертил он так осязаемо, как в этой пьесе, предназначенной, прежде всего, для осмеяния Чэпмена, но кстати предлагающей предостережение графу Эссексу. Вся речь Улисса в 3 сцене III акта, начинающаяся словами: «Есть страшное чудовище, Ахилл, – Жестокое забвенье» была увещанием Шекспира к Эссексу отказаться от сварливого отношения, которое он в это время лелеял в себе по адресу Королевы, а также предупреждением ему, что Сесил и его шпионы знали все о его незаконных отношениях с некоторыми придворными леди. Друзья Шекспира и Эссекса хорошо знали, что Сесил со своими приспешниками в своих попытках развести Эссекса с Королевой не могли бы использовать более эффективного оружия, чем эта информация. <…> Сесил увидел, что Королева прознала о любовных делах Эссекса, и, несомненно, это знание вконец ожесточило ее сердце против него. Маловероятно, что Шекспир ступил бы на такой тонкий лед без поддержки Саутхэмптона или других друзей Эссекса, которые, очевидно, побуждали передать вытекающий отсюда совет их лидеру.

Узнав о постановке «Троила и Крессиды» и о шекспировском искажении сюжета, Чэпмен немедленно издал еще одну книгу «Илиады» (18-тую), которую назвал «Ахиллов Щит», и также посвятил ее графу Эссексу. В своем посвящении семи книг гомеровской «Илиады» он сравнивал Эссекса с Ахиллом, расхваливая его «ахилловы добродетели». Эта личностная параллель, уже проведенная Чэпменом, послужила опорной точкой для пьесы Шекспира. Какую бы обиду ни почувствовал Эссекс от отнесения пьесы к себе, он больше сердился бы на Чэпмена, чем на Шекспира... Характерный недостаток такта у Чэпмена проявился в его глупой попытке оправдаться с помощью публикации «Ахиллова Щита» со вторым посвящением Эссексу».