Урбанизатор (СИ)

Отыграли всеобщую помойку во славу Христа. В смысле: искупались.

«В образе умерщвления представляемом посредством воды, производится уничтожение примешавшегося порока, правда, не совершенное уничтожение, но некоторое пресечение непрерывности зла».

Ну тогда — с днём рождения! И — с «пресечением зла».

Какое такое особенное «зло» было в прежней жизни бедных мигрантов из рода «лося»? Ну и фиг с ним, пресеклось — и ладно.

Потом — одаривание. Я ж с них всё снял, всё забрал. Теперь любая мелочь от меня — дар. Особо ценный и сильно насущный. Здешние аналоги подгузников — пелёнка полотняная — на «ура!». А то ведь — «Зверь Лютый» — мог и не дать.

Окрестили, накормили, одели, снарядили… частично. У меня под задницей армейских складов нету! Прачки всю ночь аврально стирали. Даже ухитрились один аппарат разломать. Звяге теперь ремонтировать. Одни убытки от этих… новосёлов. И проблемы: сапожник — всю ночь сапоги штопал до кровавых мозолей. Вон, ходит тут, ноет-хвастает, честь себе выпрашивает.

Собрали инвентарь кое-какой, утварь.

Попутно — чуйства разные выпирают:

— А я на выселки не пойду! Я тута остануся. Тута девка у меня… ну… вот…

— С девкой — к Аггею. Под венец. И — на выселки.

Зимний день — короток, народ от потрясения от к вере христовой приобщения — зевает. Даже рты не прикрывают. А что зевок перекрестить надо, чтобы черти не влезли — ещё просто не знают.

Всё — спать. «Завтра докуём».

С утра начали выпихивать группки новосёлов «в работники» по местам. Кого — на лесоповал, кого — к плотникам, кого — к гончарам. Нескольких мальчишек я всунул связистам.

— Дык оне ж языка не знают!

— Дашь разок по шапке — узнают.

— Дык оне ж грамоте не разумеет!

— Залез на вышку и учи. Прямо так и давай: аз, буки, веди. Всё едино — по сторонам смотрите.

— Дык…

— Приказ. Исполняй.

Волюнтаризм, аракчеевщина и самодурство. Однозначно. Но это нас и спасло.

Весь день провозились с расстановкой людей. Всю ночь ругались с Николаем и Терентием вокруг наших вдруг опустевших складов. Новый перечень дефицита — «чего надобно аж горит» — портянка, длиной как… Как повилы у мордовской модницы. На четыре ноги.

С утра опять крик: Домна новых помощниц гоняет. Несколько… избыточно сурово.

Привыкла, понимаешь, доводить джигитов и пехлеванов до трудо-пригодного состояния. А тут девчушки, которые от одного её вида — норку ищут и в щёлку забиваются.

Успокаиваю. Обе стороны. Тут по полчищу бежит давешний мальчишка-сигнальщик. Издалека оглядывается — где это князь-волк затаился? Деточка, бесполезно. Курт хоть и большой, а умный — найдёт где спрятаться.

Нашёл. И вышел.

Малёк снова лицом в снегу лежит, Курт его за холку держит.

— Ребята, вам играться не надоело? Курт, отпусти. Ну?

— Тама… Господин воевода. Вышка горит.

И — тишина. Сразу.

Все вокруг мгновенно замолкли. Все знают, как я… правильное слово — трепетно? — отношусь к связи, к связистам, к вышкам. Помнят мой давешний спор с Самородом. Моё тогдашнее:

«У меня — не поломают. Умерли. Все. Кто вышку жёг. Кто рядом стоял. Кто их в дом пустил, кто им кашу варил, мечи вострил, ублажал-обихаживал».

Ну, Ванюша? «За базар — отвечаю»? «Слово — не воробей, вылетит — не спрячешься». «Мужик сказал — мужик сделал».

Факеншит! Как же не вовремя! У меня и в прошлый раз людей не было, а теперь и вовсе нет! Куча народу, даже подвахта гридней, заняты в трудоустройстве новосёлов. Могута сказывал, что в окрестностях одного селения видел следы медведя-шатуна. В двух верстах от другого — кострище охотников-эрзя. Надо убедиться в отсутствии опасности. При наличии… — ликвидировать.

Да просто: новосёлам надо помочь обустроиться, место показать, барахло отнести, с русского на ихний перетолмачить и обратно…

Людей — нет.

А — «не-людей»?

— Ну что, абортоиды человечества, пошли снова чудаков ловить.

Собрались, побежали.

— Сахиби, дозволь спросить. А что такое «абортоид»?

— Это, Салман, такая сущность… Его и не ждали, и не хотели, а оно выперлось. Вот как мы сейчас на этих… забавников.

Снова — Кудыкина гора с уточнением оперативной обстановки. Источник информации — маленький запуганный мариец. Постоянно собирается заплакать, но сдерживается — мужчины не плачут. Это хорошо. Но — медленно: скажет слово, захлюпает носом, вспомнит, что он — мужчина, ну, типа, соберётся с силами, восстановит дыхание, следующее слово. И — в рёв. Снова по кругу.

Радует, что раненая Мадина осталась здесь. Хоть коряво, но перевела. Суть — уловил. Кажется.

Сейчас у меня на вышках парные дозоры. Дневной и ночной, по 12 часов. Меньше… — слишком «долгий путь домой». В смысле: в казарму. Переходить на суточные вахты… я боюсь — ребята не выдержат. По уму надо ставить хуторок рядом, какое-то хозяйство, корову, лошадь, бабу… Опять боюсь — приманка для туземцев получается жирная. Придут, вырежут. Надо зачистить округу, но… руки не доходят.

Факеншит! Да когда же я «ногами ходить» начну-то?!