Как я понимаю, противник достаточно долго наблюдал за вышкой, за сменой дозоров. «Унжамерен» скрытно прошли ночью в темноте и устроили засаду. К 6 утра очередная смена явилась к подножию вышки. Где её встретила предыдущая смена. Внизу. Что есть вопиющее нарушение устава — пост не должен оставаться пустым ни на минуту.
Устав, инструкция, регламент… это же так скучно! А ребятки притомились, замёрзли, заскучали… Вот сейчас смена придёт, потом лыжами по буреломам да косогорам… А там — дом, тепло, вкусно, весело… И выспаться хочется. А чего ей сделается? Всю ночь ничего не сделалось и нынче пять минут постоит пустая, не завалится…
«Поступая по уставу — завоюешь честь и славу». А если — «нет», то — «нет». Включая наличие собственной головы на плечах.
«Диверсанты» из «унжамерен» лихо выскочили из засады, посшибали с ног и повязали совершенно не готовых к этому мальчишек. Один кинулся к вышке на лесенку. Ему вогнали копьё в спину. Другой пытался отмахнуться ножиком. Ему, хохоча, врубили топором в голову. Отсмеялись, отхвастали друг перед другом своими геройствами и доблестями. И начали думать.
Повторюсь: не считайте туземцев дураками.
Смысл наблюдательной вышки им понятен. У самих такие есть — «шенгзе» (глаз) называются.
За эти дни они уловили некоторые особенности работы моего телеграфа. В отличие от нормальной наблюдательной вышки, которая даёт сигнал только по наступлению заранее определённого события, мой телеграф позволяет работать и по времени. Разницу между внешним прерыванием и внутренним таймером в компьютере понимаете? Они — поняли.
Едва новая смена заступает на пост — она рапортует соседней вышке. И каждый час — подтверждает свою работоспособность.
Да не ожидал я никаких хитрых нападений! Просто — холодно. Ребята мёрзнут, засыпают… Регулярная проверка канала связи для сохранения целостности персонала.
Теперь «героям-диверсантам» надо подать регламентный сигнал, чтобы я ничего не заподозрил. А как?
Ухватили одного из сигнальщиков, ножик к глазику:
— А ну быстро сигналь, что тут всё хорошо! А то зарежу!
— Истя! Истя! (Да! Да!)
Хотя, конечно, при общении с русскоговорящим меря, правильнее орать не по-эрзянски, а матом. Или, хотя бы, по-марийски: «сайын!». Но марийский пареньку ещё знать неоткуда. А мордовский… общался он тут с одной… вот так она и постанывала. Хотя по возрасту ему вроде бы рановато.
Сходную ситуацию мы с сигнальщиками ещё в Пердуновке проговаривали. Среди десятка других типовых ситуаций, включая — как отбиваться от стаи голодных волков зимой.
Паренька потащили, было, на вышку. И тут же стащили обратно.
Дошло. Даже до «унжамерен». Что понять содержимое передачи они не смогут. Фактически: передать противнику полную информацию о проведённой ими операции.
Время идёт, вышка торчит, сделать они ничего не могут. Перерезать горло оставшимся пленникам… Потеря рабов, денег. Да и велика ли честь — мальчишки же. Тут их главный взбесился:
— Валяй вышку! Жги её!
По-умному: им бы не трогать её. Пока мы послали бы дозор проверить — они выиграли бы чуток времени. Но… по-умному — им вообще сюда не надо было приходить. Ум — вышибло, пошли эмоции: вражеское имущество? — Уничтожить!
Напомню: выжигание любых строений противника — повсеместный приём в здешних войнах.
Запалить толстенное заснеженное бревно, даже одиночно стоящее… Да без проблем! Плеснуть ведро бензина, кинуть спичку… Кто забыл: ни бензина, ни спичек в этом мире — нет. Нет — вообще.
Пока они возились толпой возле опор вышки, самый мелкий, которого вообще за человека не считали — мари же! не русский же! — убёг.
Тихонько, тихонько, «огородами, огородами»… за дымом и пламенем… встал на лыжи и… пятнадцать вёрст… по своей лыжне… в один дух. Захочешь жить — научишься бегать. У пришедших ко мне «лосей» — такой навык уже был. Остальные — не выжили.
Если бы я не всунул этого мальчишку сигнальщикам — прибежать было бы некому. И моё представление об истине — о ситуации с нападением — было бы значительно ущербнее.
Что я ставлю вышки — закономерность, что пополняю личный состав сигнальщиков — закономерность, что, в отличие от большинства здешних «мужей добрых», смотрю и вижу детей, имею некоторое представление об их темпераменте, сообразительности и проф. пригодности — закономерность, что «унжамерен» сопляков из битых мари вообще за людей не считают и за ними не присматривают — закономерность, что дети лесовиков начинают ходить на лыжах в том же возрасте, когда дети степняков на коня садятся — закономерность. А вот всё вместе… ну, наверное, случайность. «Рояль».
— Мадина, что будет дальше?
— Они придут сюда! Они всех убьют!!! Зарежут, изнасилуют, сожгут…! Нас всех!!! Надо бежать! Надо туда, на Стрелку!!! Поставить засеки, крепость, сторожей…!
— Это кто у нас такой… истерик? Перевести на выселки. К шатуну поближе. Медведи визга боятся. Даже и до смерти. Будешь ходить по лесу, влазить в берлоги и орать медведям на ухи. А мы потом будем шкуры снимать. Целиковые, без лишних дырок. Мадина, что скажешь?