Я играю по правилам, которые приняты в «достопочтенном племенном обществе» — «равных» мне здесь нет. Это их мнение, и я с ним согласен.
Ещё я согласен с Чингисханом: «Недостаточно, чтобы я победил. Другие должны быть повергнуты».
Уточню: «повергнуты» так, чтобы мне никогда больше не пришлось их «побеждать».
Инстинктивный военный романтизм, как и инстинктивный гуманизм и общечеловечность приходилось выдавливать из себя по капле. У кого какие прыщи — не всем же быть Чеховыми! Выдавливать в угоду функциональности. Эффективности, оптимальности. По критериям соответствия поставленным целям — самосохранения, само-процветания, «белоизбанутости всея Руси»… Всё более становиться «Зверем Лютым». Чтобы в болотах и дебрях окружающей части мира выживало чуть больше маленьких голеньких страшненьких пищащих… детёнышей здешних обезьян.
— Если ты надеешься получить за меня богатый выкуп — ты ошибся.
Во как! Наш последний пленник излагает вполне связно.
— Откуда такое хорошее знание русской речи?
— Так… я и есть русский. Отец с Долгоруким на булгар ходил. После — на Унже осел. Женился там. Мать… её предки с под-Ростова ушли, Христа не приняли. Род мой невелик, небогат. Много за меня не дадут.
— И не надо. Я не торгую людьми. Тебя звать-то как?
— Зачем тебе? Убивать безымянного легче.
— Ха. Твоя забота о лёгкости для меня… Забавно. Я не ищу лёгких путей. И не люблю убивать. Имя?
— Страхил. Кличут меня так.
— Ну и имена у вас! Нелюдские какие-то. А «страхоморда» нету?
— У нас-то как раз — людские! Мы на человека глядим, чтобы имя ему дать. А вы — в книгу. Потому и имена у вас… корявые, книжные.
— Язычник, значит. Велесу поклоняешься или Перуну?
— То не твоя забота. Не Христу и не Аллаху.
— Как посмотреть. И с велесоидами, и перунистами я прежде уживался. Хаживали такие… молодцы под моей рукой.
— Лжа! Кто от волхвов истину воспринял — никогда…! Айкх!
Пришлось потянуться и сдёрнуть. Сдёрнуть с лапника, на котором он лежал, сунуть мужика головой в костёр. И сразу — назад, в снег. Ресницы и брови — в костре остались, бороду чуток припалило. А так… порозовел.
— Запомни на будущее. Короткое оно у тебя будет или длинное — не знаю. Но в мозгу заруби накрепко: я никогда не лгу. Всякое моё слово — правда еси. Может статься, что ты её не понял, додумал про себя неправильно, недослышал. Но лжи из уст моих — не бывает никогда.
Ещё одно «давно повешенное на стенку ружьё». Точнее — целый «арсенал». Я бы не понял, даже не попытался понять, общаться, перетянуть на свою сторону Страхила, если бы не мой конфликт с «Велесовой голядью» в Рябиновке, если бы не опыт общения с Фангом и его воспитанниками. И, конечно, контакта бы не получилось, если бы не «живое произведение искусства волхвов» — Сухан. Костяной палец с его душой на моей шее. Рядом с православным крестом. Это сбивало с толку, заставляло думать, пытаться понять, сомневаться… Православная община, управляемая господином «гонца волхвов в трёх мирах»… И господином лесного чудовища, «медвежьего погубителя — князь-волка»… Несовместимые, по его глубокому убеждению, вещи, сосуществовали вокруг меня.