Урбанизатор

Точнее — покойницу. Ночью бабёнка из муромских померла. Аггей хочет отпеть. Свеже-окрещённая душа засвидетельствует перед Господом плоды его трудов пастырских. На кой чёрт ГБ — «свидетельство плодов»?! Он же и так всеведущий!

* * *

Дело серьёзное: когда один из привезённых Колумбом индейцев помер, его похороны, как души из ново-окрещённого народа, проводились с большой помпой на государственном уровне. Как доказательство доношения слова божьего даже и до закоренелых душ языческих.

Мара, естественно, хочет покойницу выпотрошить. «На будущее». Коллективно, назидательно и познавательно.

«В третий входит он дом, и объял его страх:
Видит, в длинной палате вонючей,
Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках,
Собралися красавицы кучей.
Про какие-то женские споря права,
Совершают они, засуча рукава,
Пресловутое общее дело:
Потрошат чье-то мертвое тело».

Сюртуков и очков — нет. А так… «Поток-богатырь» на практическом занятии в морге у Мараны. «Красавицы кучей».

* * *

— Аггей, хорошо ли оставлять страждущего без воспомоществования? Без умаления болей, без излечения и укрепления?

— А к чему это?! Душа православная, отмучилась в юдоли нашей земной, и ныне вознесётся она к престолу господнему, и будет взвешена и измерена и прощена милостью божьей…

— Я — не против. Но ты не ответил.

— Упокоившуюся надлежит упокоить. Поместить в обитель глубокую, вознести молитвы искренние, свершить ритуалы надлежащие…

— Повтор. Я — не против. Из-за чего грызня?

— Не даёт она! Препятствует! Восхотела, в злобе своей сатанинской, похитить тело невинное и употребить его на свои диавольские снадобья! Расчленить! И — выпотрошить! Плоть христианскую! Сосуд души! Разрезать и искромсать!

Мда… Что-то Аггей быстро восстанавливается. Уже говорит громко, о делах судит. На прямые вопросы — лозунгами шпарит.

С комиссарами всегда так. Сначала — «лекция о текущем моменте», потом — «законами классовой борьбы» баллистику подправляют. Жаль, хороший мужик. И люди к нему идут. Вон, уже и прихожане, из числа сильно уверовавших и сподобившихся, к батюшке подтягиваются.

Эт хорошо, эт мне на пользу. Наперёд знать — кто мне, при случае, ножик в спину сунет.

Но как же мне надоели их свары!

«поскольку времени немного,
я вкратце матом объясню».

Увы… Приходиться вести себя прилично:

— Что ты рычишь на Мару? Как разрежет, так и сошьёт. Однако при том посмотрит — что у покойницы внутри, от чего она умерла. Поймёт — как лечить такое. И обратит свои знания и умения на пользу живым. И не оставит страждущего без воспомоществования.

— Страждущему её знаний не надобно! Молитва надобна! Смирение и покаяние! И явит Господь силу свою! И свершит чудо чудесное! Слепые прозрят и расслабленные восстанут! Ибо всё — в руках Божьих! И даже волос не спадёт с главы без воли Его!

Итить ять. Бздынь.

— Ай!

Аккуратнее, Ванюша. Мордобой — не педагогично. Но иногда очень хочется.

Аггей, сбитый моим ударом с ног, тяжко возится в снегу, зажимает разбитый в кровь нос. Сунувшиеся, было, к нему на помощь прихожане, отскакивают назад под моим взглядом.

— «Даже волос не упадёт…». А ты — упал. Значит, на то воля Его. Через меня, через кулак мой — вразумляет. Он. Пока — легонько. До малой крови. Упорствовать будешь? В заблуждениях своих?

Аггей ошарашено смотрит на меня поверх горстей со снегом, которые приложил к носу. Для священника сама мысль, что мирянин, «грешник закоренелый» может правильнее толковать волю божью, служить орудием Его на земле… Нет, Господь всемогущ — всяко бывает. Но вот конкретно здесь и сейчас…

— Проверим ещё разок? Экспериментально. На ком «дух святой почиёт»? Кому из нас Богородица более щастит?

Отрицательно трясёт головой. Вот и славно.

— Мара, забирай тело. И попа — нос ему поправь.

Участники кладбищенского диспута удаляется в сторону нашего госпиталя. Надо будет сегодня же, пока нос не зажил, провести с Аггеем воспитательную работу. Я-то думал — он умный. А он просто верующий. Придётся болезненно вправлять мозги жертве «конюхов солнечного коня». Жалко. Но — надо. По теме: «Сапожник! Рассуждай не выше сапога!».

А вы говорите — глазурь из окислов…

Разговор с Аггеем получился долгий и тяжёлый. Он постоянно примеряет на себя «макинтош» святомученика. Своё «чудесное спасение» воспринимает как «знак свыше». Пришлось напомнить: как я его «силком в жизнь тащил». Как он впадал в смертные грехи. То — уныния, то — гневливости. И только пара моих гридней у него на плечах удержала от смертоубийства.

Потом по конкретике пошли. Снова пришлось напоминать, что наш русский православный обычай захоронения не соответствует ни Закону Моисееву из Второзакония, ни известным указаниям Иисуса. Прямого запрета на посмертное вскрытие — нет.

Ещё бы! Древние евреи вообще скелеты полностью раскручивали — «косточки перемывали».