Читаем Урга и Унгерн полностью

Хронометр показывал, что прошло полтора часа, но по ощущениям выходило значительно больше. Когда я начал приходить в себя, барона рядом не обнаружил. Запертая мною дверь была выбита, многие приборы и посуда лежали на полу, одна из масляных ламп опрокинута, чудом не случилось пожара. Еще некоторое время я приходил в себя, прислушиваясь к новым ощущениям. Мир представлялся мне в каком-то необычном ракурсе. Звуки, запахи, пространство и время текли по-иному. Испарина покрывала мое лицо, сердце мощно колотилось о стенки грудной клетки. Я решил найти барона и двинулся по коридорам монастырской пристройки. Бежал в полной темноте, но видел при этом все замечательно. Я интуитивно знал, что барон совсем недавно был тут, угадывалось его остывающее присутствие, так собака чувствует свежий след. Выскочив наружу, я на мгновение замер. Студеный ветер, горные вершины, молодой месяц и звездная пыль показались мне новым чудесным миром, который я видел впервые. Удаляющийся топот копыт в непроглядной чаще леса убедил меня в том, что лошадь уносит барона прочь от монастыря в сторону Урги. Даже при свете дня скакать по каменистым тропам в этих местах чрезвычайно опасно. Щебневые скаты и крутые серпантины заставляли путников не раз спешиваться и в страхе пересекать опасные отрезки пути пешком. Лошадь борона хрипела и ржала вдали, неся себя и своего всадника к месту неминуемой гибели. А вскоре все звуки стихли. И только далекий филин ухал над лесом тревожно и гулко.

Я решил пройтись по тропе, надеясь, что барон не ускакал слишком далеко. Страха не чувствовал вовсе, было ощущение спокойного счастья, силы и чистоты. Сначала шаг мой ускорился, а после я неожиданно перешел на бег. Ловко пригибаясь, я несся по тропе в глубокой темноте. Там, где тропа шла под уклон и пересекала ручей, я неожиданно свернул в сторону и начал отчаянный подъем на четвереньках вверх по горе. Удивительным образом минуя острые сучья, отвесные куски скальных пород, я очень быстро двигался вперед, ощущая бешеный ритм сердцебиения. Где-то вверху надо мной ухал филин, я все отчетливей слышал его и теперь держал ориентир на этот приближающийся звук. Ели с исполинскими стволами и огромными густыми лапами закрывали небосвод. Бежать по мягкой опавшей хвое было легко и бесшумно. Я цеплялся руками и ногами за выступы, ветки и кусты до тех пор, пока наконец не остановился в нерешительности.

Филин уже не ухал, а прямо передо мной располагалось небольшое плато с развалинами какого-то древнего рукотворного строения. Тишина тут была непроницаемая, лишь ветер изредка извлекал из лесной кроны протяжный и унылый гул. Я подался вперед и, передвигаясь по многочисленным выступам, вышел на плоский каменный монолит. Этот монолит нависал над пропастью среди древних руин, открывая вид на Ургу, лежащую далеко внизу во множестве пятен света от жилищ, лавок и храмов… Я заметил также очертание сидящего человека, которое, очевидно, было просто камнем или скульптурой, поставленной здесь неизвестными зодчими древности. Однако фигура неожиданно зашевелилась, привстала и замерла на месте. Мне почему-то не было страшно, я смело направился к темному силуэту, который раскинул руки и обратился ко мне с неожиданным восклицанием:

– Рерих! Идем скорее сюда!

Это был, без сомнений, Унгерн. Меня не поразил факт его появления на вершине этой священной горы, более того, я, казалось, был готов к такому повороту событий. Он обнял меня и похлопал по спине, затем увлек на самый край монолита, где мы долго сидели в молчании, свесив ноги над чернеющей бездной пропасти. Потом мы по какой-то беззвучной команде поднялись на ноги и, бросив прощальный взгляд на захватывающий вид лежащего у подножия города, стали, пробираясь через руины, спускаться вниз по южному склону горы. Спуск давался не так легко и занял, наверное, около часа. Мы вышли к тропе и направились в сторону монастыря. Заночевали у меня в лаборатории, разговаривали до утра в облаках конопляного дыма. Бодрость духа с приближением утра не перешла в стадию затухания. Казалось, что тело сохранило достаточно энергии для встречи нового дня. Когда солнце вышло из-за гор, торговцы, пришедшие караваном из Урги, привели белую кобылу генерала, которая заблудилась ночью в горах.

– Машка, чертова кобыла! – радовался барон, похлопывая свою любимицу по холке. Машка недоверчиво глядела на хозяина, но, судя по всему, встрече была рада не меньше.

– Рерих, тебе тут оставаться незачем, так что пойдешь ко мне в дивизию интендантом. Такие люди позарез сейчас нужны. Я скачу к себе в ставку, за тобой отправлю Тубанова с его чахарами. Собери все, что пригодится, с собой, но лишнего барахла, прошу, не бери.

Мнения моего он не спросил, но я в принципе не был против такого поворота событий.

Кровавые будни

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное