Ургаш. Три касания

Митя, прости, поспешил я с дамским вопросом. Теперь вижу, что ты по-прежнему женат на своей работе, твои сборки для тебя как дети малые. Старик, время идёт, мой первенец Димка, твой тёзка, уже оканчивает институт, вот-вот сделает меня дедом. А мои студентки умудряются в гардеробе запихнуть мне в карманы пальто записки с интересными предложениями. Читаю и думаю, а где вы, курочки, были, когда мы с Митькой уходили нецелованные с танцев? Хотя они тогда ещё не родились. Это их мамы нас не замечали. И мы целыми вечерами с тобой разыгрывали в шахматы сицилианскую защиту.

А фамилию «Вольтовой» я тоже запомнил. Никогда больше не встречал людей с такой фамилией.

Ленинград, Матушевскому А. Б.

Алёша, я погиб. Вчера я понял, что теперь не женюсь никогда. Я наконец-то встретил женщину своей мечты, а она не поняла, что я – это «Я». И дело не в том, что она давно замужем и имеет двоих детей. Просто она холодно смотрела сквозь меня, как смотрят сквозь графин с водой на столе президиума собрания, никак не отреагировала на пересечение наших орбит.

Мои молодые литературные друзья устроили вечер в молодёжном кафе, пригласили меня. И усадили за один столик с Марией Ильиничной Вольтовой (опять эта фамилия!), секретарём горкома партии по идеологии.

Алёша, это была «Она»! Невероятный концентрат женственности. Если его разбавить в соотношении один к ста, то получим нормальную обольстительную красавицу. Говорят, что в каждой женщине есть изюминка. В этой женщине был пудовый прессованный брикет изюма.

Она не только знает о своей уникальной красоте, нои прекрасно чувствует власть этой красоты над окружающими людьми. И в унисон с этой властью работает её реальная власть от занимаемого кресла. Она надзирает над всей культурной жизнью города – над всеми его хорами, оркестрами, кружками, ансамблями, народными театрами на заводах, в техникумах и училищах – всё под её зорким оком.

Скажу честно, я растерялся. Я, Сергеев Дмитрий Георгиевич, заместитель главного конструктора, гроза заводских директоров, изобретатель, альпинист и писатель, давно не чувствовал себя таким идиотом, как в тот вечер. Не помню, что я мямлил за столиком и когда пригласил её на танец. Не помню, какой свой рассказ читал у микрофона. Она была королевой в своём королевстве, а я лишь клоуном в цирковом балагане, заезжим музыкантом, транзитным пассажиром в станционном буфете… Да что там, я был жалким кроликом в компании вальяжного удава. Судя по всему, чрево этого удава было набито такими кроликами, и удав устал отбиваться от других настырных кроликов, желающих попасть ему на обед. Этот красивый удав был сыт.

Она что-то говорила в микрофон, вручала кому-то книги и грамоты, пожимала чьи-то руки. Она отрабатывала очередное мероприятие, а во мне рушилась Вселенная. Она сидела в незримом танке, защищённая мощной бронёй от любых проявлений чувств – годами отработанная манера поведения при её неотразимых внешних данных. В разгар вечера за ней пришла машина, и она уехала. И вся молодёжная масса облегчённо вздохнула. Тут-то и начался настоящий вечер отдыха. Удав удалился, кролики ожили и начали резвиться. А я поплёлся в гостиницу, совершенно разбитый, раздавленный, размятый, раскатанный в блин…

Утром до начала работы я зашёл в кабинет Павла, чтобы узнать побольше об этой Марии Ильиничне. Павел сидел темнее тучи. Пахло лекарством.

– Что случилось?

– Жена написала в партком заявление о моём моральном разложении. А те передали моё персональное дело в комиссию горкома партии. Вчера меня вызывала третий секретарь горкома Вольтовая, она готовит материалы на меня.

Вольтовая… Мария Ильинична… Я обмяк и присел. В голове сумбур.

– Что же ты, Павел Николаевич, не разведёшься да не женишься на этой своей Галине-Мальвине? За кресло держишься?.. А некоторые из-за любимой женщины отказывались даже от королевского трона.

– Не хотел волновать дочку. Думал, родит второго внука, тогда… Теперь Галина увольняется, уезжает в свой Красноярск… А эта Вольтовая – это женщина-вамп. Мы с ней давно знакомы, а вчера она меня допрашивала, как в гестапо, ей-богу. Я чувствовал, что она получает от этого допроса дьявольское удовольствие… Садистка.

– Вот что, Павел. Я схожу к ней на приём. На правах старого друга семьи.

– Не стоит. Она закусила удила, не остановить.

Я позвонил в горком, попросил записать меня на приём к Вольтовой. Мне ответили, что Мария Ильинична уехала в Ухтомск, в обком партии на семинар, будет через неделю. «Ну и ладушки, – решил я, – у меня есть целая неделя на подготовку апологии – защитной речи. Заодно будет время подумать, как выманить её из глухого «танка» на оперативный простор».

Днём мне позвонил из Питера главный конструктор, сообщил, что тяжело заболела моя матушка и что он высылает мне замену. Так что, Алёша, я, вероятно, буду в Питере раньше этого письма. И всё-таки отсылаю его, поскольку не знаю, как теперь сложатся мои дела и когда мы сможем с тобой встретиться и поговорить.