Уроборос

В очередной люк они ввалились, задыхаясь от быстрого бега и почти не веря в свою удачу. В горле у Влада першило, он обливался потом и при этом не мог избавиться от мерзкого холода. Казалось, он навсегда поселился под кожей, вопьется в тело и никогда уже не позволит согреться.

«Ноябрь, – припомнил он. – Последний месяц осени, почти зима. Неудивительно».

Кай спрыгнул на пол туннеля едва ли не одновременно с ним, помог стащить шлем и маску противогаза, на ощупь убрал их в рюкзак и немедленно потянул парня в узкий темный лаз и дальше вниз – в кромешную мглу. Сколько они там ползли, так и осталось неясным. Симонов то ориентировался на голос сталкера, то цеплялся за него, то у него возникало обманчивое чувство, которое он именовал восьмым (не с чего было ему инстинктивно чувствовать близость проводника). Так и потеряться было недолго! Кай почти всегда оказывался немного не там, где Влад предполагал. Хорошо хоть, сталкер не вырывался вперед и постоянно окликал или прикасался к нему.

Время тянулось и тянулось. Оно казалось резиновым, поскольку именно запах жженой резины время от времени забивал нос. Существовал ли он в реальности или лишь чудился, понять не выходило, да разве это было важно? Парень лез, прислушивался к тишине, раскалывающейся от хриплого дыхания, шума крови в ушах и заполошного стука сердца… вернее, сердец. Кай тоже дышал учащенно и громко. Отыщись поблизости какая-нибудь кровожадная тварь, они не заметили бы ее приближения, пока не стало бы слишком поздно. Однако твари не было. Ответвление туннеля, по которому они передвигались, пустовало, а темнота не спешила сгущаться и давить на плечи, мягко обволакивала и даже поддерживала.

– Как там, в старинных стихах, говорилось? – прохрипел он. Следовало молчать, но сил на это у Влада не нашлось. – Безумству храбрых поем мы песню?..

– На их могилах, – мрачно отозвался Кай. – Однако мне всегда… нравилось иное: безумству храбрых капец приходит.

– Что… в сущности… одно и то же, – пропыхтел Симонов; на душе стало чуть светлее.

– Потерпи. Осталось немного, – не велел, не приказал, не посоветовал, а очень мягко попросил Кай.

– Угу, – просипел Влад и закашлялся.

Далее они снова ползли в тишине, а время стояло на месте. Парень пытался засекать его по грохоту собственного сердца, но постоянно сбивался.

– Я больше не могу, сейчас отключусь, – проронил он, когда куда-то вывалился и нащупал руками шпалы. И не узнал собственного голоса: слишком низкого, хриплого и слабого.

Хотелось орать от радости – метро! родное!!! – ведь если здесь рельсы, им удалось выбраться на линию. Все равно, на какую! Люди рядом! И плевать, ганзейцы ли они, красные, анархисты или кто-то еще. Влад, наверное, и вырожденцам обрадовался бы. Но сил для бурного ликования не имелось совсем. А потом темнота принялась расширяться, впиваться через ноздри, глаза и уши, овладевать мыслями.

– Значит, отдохнем. Спи. Теперь можно, – было последним, что Влад хоть как-то разобрал. Кай помог отползти с путей и расположиться у стены.

Тьма казалась всеобъемлющей, сквозь нее не смели пробиться даже сновидения, лишь размытые образы представали перед Симоновым, не вызывая ни малейшего отклика в измученном сознании, – слишком уж он вымотался. Поэтому, когда под веками слегка посветлело, а сверху зазвучали голоса, он сразу сообразил, что проснулся. Глаза пока открывать не желал, да и вряд ли Каю немедленно требовалась помощь. Никакого напряжения в его интонациях не слышалось, и Влад решил полежать и послушать – мало ли, может, узнает интересное и нужное, чего в его присутствии никто не расскажет.

– И зачем вы тут? – спрашивал сиплый низкий бас.

– Да, собственно, просто так, – отвечал Кай. – Сложный переход. Устали. Сидим, отдыхаем, никого не трогаем, разве лишь примусы не починяем по причине их отсутствия.

– Ась?.. – переспросил другой голос, более тонкий, со слегка истеричными интонациями. – Ремонтники, чо ли?

– Захлопнись, – пробасил первый. – Ну, сидите, раз охота, – разрешил он, обращаясь к Каю, и зевнул: – Ваа…ще-то… не положено у нас по путям просто так шляться. А что, если вы – проа. ппандисты какие, а?

– В сердце Красной линии? – хмыкнул Кай.

– Ясен пень. Проа. ппандисты – оне такие. В каждую дырку влезут.

Он слегка заикался, а может, и специально коверкал слова – парень так и не понял. Затем свет стал ярче – видимо, направили прожектор.

– Ходоки… – наконец-то разглядев их внимательнее, выдал мужик.

– Сталкеры, – поправил Кай, но лениво, нисколько не оскорбившись на некрасивое прозвище. – Можем документы предъявить.

– Вот кому надо, тому и предъявите. Мы – люди маленькие и живем по принсипу: меньше знаешь – никому не должен… или вроде того.

– Ясно…

– И куды направляетесь? – тотчас поинтересовался мужик.

На подобный вопрос так и хотелось ответить просторечным «туды», но Влад по-прежнему изображал спящего, а Кай сказал прямо и честно:

– На Фрунзенскую. Веду пропажу.