Уроборос

– И чегой-та тама пропало? – подозрительно спросил мужик. – А то находятся всякие, а потом склады чинить приходится, и вообще ремонт делать. А ремонт – это то еще стихийное бедствие, почище Катаклизма. Его нельзя закончить, можно только прекратить.

– Да не бойтесь вы, мирные мы, – все-таки сказал Влад, садясь и ожесточенно протирая глаза. Веки никак не хотели подниматься, видимо, времени для отдыха не хватило.

– Добраутречко! – поприветствовал его мужик.

– Кстати, а какой нынче час? – поинтересовался Кай.

– А я откуда знаю? У русского человека, когда проснулся – тогда и утро, а за конкретикой на станцию надо. Там этот… как его? Таблоид!

Наконец, глаза открылись, и парень уставился на самоходную дрезину. Наверное, кто-то проезжал мимо, увидел их и остановился. Сидящий на ней мужик в ватнике и широких штанах подкрутил что-то, и прямо в лицо Владу полыхнул прожектор.

– Да твою ж мать! – не выдержал тот.

– Наш что-й ли? – обрадовался мужик. – Чего-то морда лица у тебя знакомая.

– Да убери ты свет, зараза! – Кай тоже не удержался от ругательств.

Парень ожидал ответной грубости, но свет вдруг действительно сместился в сторону, и с дрезины уже другим, более сильным, пусть и не без хрипотцы, голосом, позвали:

– Ленчик, неужели ты?..

Симонов аж встал. Он терпеть не мог этого прозвища, было в нем нечто девчачье и слащавое до невыносимости, потому ни на Добрынинской, ни на Нагатинской, ни во всем остальном метро не нашлось бы человека, зовущего его так. Только на Фрунзенской, где он вырос, и где его окрестили без спроса.

Потом и сиплый мужик присмотрелся:

– Ты же… э… тебя тогда увели, да?

– Да. Фашисты, – ответил парень, не понимая, что же на самом деле с ним творится. Под ложечкой посасывало, и почему-то не возникало ни радости от узнавания, ни чего-нибудь похожего на облегчение. Наоборот, с каждым вздохом росло ощущение, будто он ступает в очень опасный туннель, в котором одно неверное, неосторожное или поспешное движение может стоить жизни.

«Усталость. Всему виной именно она», – попытался он успокоиться, но все нутро воспротивилось этому объяснению, а внутренний голос ехидно напомнил о том, что Влад поклялся не врать самому себе.

– Тогда и выпить – не грех! – пропищал третий, парнишка почти его возраста, тощий и угловатый, с выцветшими глазами и бесцветными спутанными волосами, отросшими до плеч.

– Хоть что-то умное за сегодня сморозил, – проворчал первый и позвал: – А действительно, идите сюда, товарищи. Присаживайтесь.

В его руках появилась бутыль, поражающая воображение размерами, до половины заполненная мутной жидкостью. Самогон. Симонов прикинул свои силы и понял, что даже если не свалится после двух стаканов сразу, до станции точно не доедет в адекватном состоянии. Но ведь и не откажешься – не поймут!

Третий мужик, заросший густой, каштанового цвета бородой, и при этом очень аккуратно подстриженный, уже нарезал крупными кусками колбасу на закуску: на четыре части.

– Егорка обойдется. А то и так по всей линии россказней о том, как мы задохликов спаиваем, – проследив за взглядом Влада, пояснил он. – Ты-то вон какой здоровый вымахал, и продолжаешь еще расти, так ведь?

Тот пожал плечами.

– Сколько тебе?

– Почти девятнадцать.

– Значит, пару годков еще. Вырастешь в великана, жинка тебя шиш прокормит, – осклабился бородач, подмигнул и загоготал.

– Вообще-то, по традиции, на троих надо, – сокрушался первый.

«Я могу не пить!» – едва не вырвалось у Симонова, но наставник вовремя и незаметно ударил его локтем в бок – будто почувствовал намерение ляпнуть глупость.

– Думаю, традиция потерпит, – усмехнулся он.

– Ну, дык! – согласился с ним мужик, разливая самогон по мутным граненым стаканам. К счастью, не «с горочкой», как это было положено во время так называемых застолий и штрафных, а всего лишь до половины. – Даже бабы нас терпят, а традиция – сучество бесплотное и, если чо, по мордасам не надает.

– Философ, – одобрительно хмыкнул Кай.

– А то! – широко улыбнулся мужик, показывая желтые кривые зубы и темную дыру на месте левого клыка. – Значит, так. Я – Иннокентий Петрович, а это вот, – он указал на бородатого, – Мишаня.

– Михаил Тимофеевич, – гордо представился тот. – А Егорку мы уже упоминали.

– Кай, – просто сказал сталкер и предостерегающе глянул на спутника, словно намеревался, но не решался предупредить о возможной ошибке.

– Влад… – начал было тот, но тотчас добавил: – …лен Симонов.

– Да ладно те, Ленчик, – махнул рукой бородач. – Тебя-то мы враз срисовали, – но, несмотря на добродушный тон, парень ему не особенно поверил. Подумалось, что, если бы назвался коротким, а не полным именем, его непременно заподозрили бы в чем-то нехорошем.

– Ну, вздрогнули! – возвестил Иннокентий Петрович.

– Чтобы все! – откликнулся Михаил Тимофеевич.

Кай и Влад предпочли просто чокнуться с новыми знакомыми и никаких тостов не произносить. Эхо подхватило громкий дружный бздыньк и разнесло по туннелю.