Нынешняя зима стала на удивление морозной для умеренного климата Франкии. Снег валил бесконечной пеленой, застилая поля и леса белым пуховым покрывалом. Дошло до того, что к Рейну начал подступать лёд.
Безрезультатно, конечно, но в такую погоду хотелось лишь греться у жаркого очага в просторном зале претории[66] и вспоминать события минувших лет. Но не всем.
Хирдманы вели неторопливые беседы, вкушая молодые вина. В такой сонной истоме казалось, что даже воздух стал тягучим как мёд. В центре залы на широкой лавке сидела внушительная фигура и барабанила пальцами по столу. Соседи барабанщика слегка сторонились своего товарища и располагались поодаль.
— Ярл! Вот скажи мне, где мы?! — фигура заёрзала за столом и зыркнула на Рауда.
Луна тяжело вздохнул, устало вперившись в нарушителя спокойствия. Это был уже не первый раз, но ярл терпеливо ответил:
— Мы на своей земле, в Новесе.
— Ошибаешься ярл, мы в Хельхейме! — злостно выкрикнул буян.
Ответом послужила тишина. Рауд прильнул к кубку и с видом именитого сомелье продолжил цедить терпкий напиток.
— И что, даже не спросишь почему? — в голосе дебошира заискрились нотки недоумения.
— Нет.
— В любом случае я тебе отвечу, да и остальным интересно, да, парни? — он развёл руками в надежде хоть какой-то поддержки, но его товарищи только отвернулись. — Так вот, кх-м, мы в Хельхейме, потому что здесь холодно, и вокруг только безжизненные лица! Все кругом будто спят и бодрствуют одновременно! Пора проснуться!
— Да что ты, йотун тебя задери, такое несёшь, Фреки! — самообладание Рауда дало трещину.
— Говорю, пора нам в поход! Чего жопы отсиживать, чай не тюлени на лежбище!
— Брат, закрой свой рот уже! — перебил шумного младшего, старший близнец.
— Подожди, Гери, пусть продолжит, не даром он долю хольда получает. У тебя же есть какой-то план, и ты не просто так решил сотрясать воздух? — Луна подпёр огненно-рыжую бороду, испещрённым шрамами кулаком.
— Эм, конечно, предлагаю отправиться… в Бьярмаланд! Эгиль когда-то рассказывал, что отец его, Синдри Стейнсон, взял богатую добычу у бьярмов и воротился обратно знаменитым ярлом! — после небольшой заминки известил Фреки.
— То есть ты предлагаешь отправиться зимой через страну вечных льдов за соболиными шкурками к бьярмам? — с каждым последующим словом Луна забивал новый гвоздь в гроб идеи младшего близнеца.
— Ну можно ведь доплыть туда по Вине?
— А разве эта северная река не замерзает зимой? Ты на плечах два драккара потащишь? — Снорри присоединился к разговору.
— Да не так важно куда мы поплывём или пойдём, главное на месте не сидеть, вот! — вывернулся полуликий Фреки.
— На данный момент, у нас есть всё, о чём мечтают все викинги: богатство, плодородные земли и великая слава! Ваши имена на устах каждого северного морехода, одно напоминание о вас пугает франков до полусмерти! Наши деяния потомки будут помнить веками! — Луна величественно поднялся с места. — Я не говорю тебе умерить свой пыл, сын Лейдольва, но зализать свои раны и окрепнуть к новым походам. И зима лучшее для этого время.
— Я здоров и крепок, а сил моих больше, чем у любого другого! — ударил себя в широкую грудь буйный близнец.
— Возможно, вы с Гери и правда быстро встали в строй, но подумал ли ты об Эгиле?
Глава 56
— Подумал ли ты об Эгиле? Давно ли он вернул себе руку? — Луна указал на меня. От его слов зубы заскрипели сами собой.
Левая рука до хруста костей сдавила лавку, правая же лишь еле сомкнула в ладони воздух. Подвижность к ней стала возвращаться только спустя долгое время, когда я уже мысленно с ней попрощался. За полгода я смог сжать кулак, но даже удерживать в нём что-то тяжелее ложки не мог.
Возможно, стоило начать со слов благодарности богам, что они сохранили мне жизнь, но я же начну с проклятий…
Боль ворвалась тысячей раскалённых игл, раздирая мою плоть. Тело пылало огнём, я метался из стороны в сторону, пытаясь потушить её пламя. Но оно лишь разгоралась сильнее.
Впервые я пришёл в себя много позднее прошедшей битвы. Эльсло развернул целый медицинский городок для сотен раненых северян за своими стенами. В нём нашлось место и для меня.
В короткие минуты просветления, которые наступали от конской дозы макового молока, я пытался осознать, что же произошло; почему я не могу двигать руками, и отчего дышать так тяжело.
Всё это мне доходчиво пытались объяснить близнецы, что сами выглядели немногим лучше оживших трупов. Однако удивительная способность берсерков не позволила вражеским клинкам глубоко погрузиться в тушки братьев. Но от количества мелких ран и порезов, их кожа теперь больше напоминала крокодилью шкуру. Самой серьёзной травмой у Фреки была отсечённая половина ушной раковины. Гери посекли франкским копьём сухожилия мизинца и безымянного пальца на правой руке, навсегда предав им скрюченное, подобное когтям орла положение. Старший же этому факту не слишком расстроился, потому как меч ему эти когти держать не мешали, и на повседневной жизни не сказывались. Про Фреки и говорить нечего. Ну а мне, в отличие от ульхендаров повезло меньше.