Уроборос. Проклятие Поперечника

Иногда я не выдерживал, вскакивал на каменном ложе и орал в ответ что есть мочи, надеясь сотрясти стены замка так, чтобы они рухнули мне на голову, успокоив навсегда: "Катись ко всем чертям со своими отчётами и обходами! Сам ходи и пиши! Что не ходишь и не пишешь?! Не можешь? Тогда заткнись! Я тебе не Свидетель! Обещаний не давал, контрактов не подписывал! Я сам по себе! Что хочу, то и ворочу. Сплю и спать буду, жрал и жрать буду! И, уж точно, не твоё поганое варево!"

Меня раздражало, что Лангобард, то есть его голос в моей голове, мешающий спать, звучит, как голос совести: я не мог отделаться от мысли, что даром ем хлеб, живу в своё удовольствие, пользуясь не принадлежащими мне вещами, сплю на теплом каменном ложе, купаюсь в бассейне, сижу в Библиотеке, читая книги, брожу по улицам Города, обменивая жалкие камушки и шишки, подобранные в Лесу и у Реки, на вкусную горячую еду в кафешках и полезные красивые вещи в магазинах, каждый раз терзая себя мыслью о том, что это чистой воды мошенничество; дело дошло до того, что я, выкупив в Торговом центре за горсть пятнистых галек огроменный чемодан на колесиках, отправился в Банк за деньгами, ведь теперь у меня было имя, и я мог их получить в неограниченном количестве — так, по крайней мере, утверждал мой случайный знакомый, с которым мне однажды довелось встретиться ночью в Городе; конечно же, перед походом в Банк я постарался вспомнить все его слова, связанные с деньгами, почитал кое-какую литературу в Библиотеке, посвященную финансам, в общем, подготовился более или менее к встрече с банковскими работниками, оделся во всё с иголочки, окропил себя ароматным парфюмом, причесался, и, погромыхивая пустым чемоданом, отправился в Город, — пока шёл, решал, какую сумму и в какой валюте запрошу, что потом, став богачом, буду делать со своими деньгами. Зайти в Банк оказалось не так просто, как я представлял, было в этом деле что-то пугающе тревожное, словно в помещениях Банка, занимающих весь первый этаж многоквартирного жилого дома, скрытых за тонированными стеклами, мне предстояло встретиться лицом к лицу со страшным зверем, разрывающим в клочья всех, кто ему хоть чем-то не понравится; за прозрачными стеклянными дверями входа, над которым висела сверкающая золотом вывеска "БАНК", я видел просторный, хорошо освещённый зал, столы, за которыми царил идеальный порядок: мониторы, клавиатуры, коврики с мышками, стэплеры, лотки, накопители для бумаг, подставки для ручек, карандашей, маркеров и другие канцелярские принадлежности — всё это находилось в таком упорядоченном состоянии, что становилось ясно — людей, которые всем этим владеют и пользуются, на мякине не проведёшь, — то есть нельзя к ним просто ввалиться с чемоданом, попросить набить его деньгами, и получить их даром, — ясно стало, что никаких шишек из Леса и камней с Реки не хватит, чтобы выменять их на ту сумму, которую я надеялся получить, — как же разозлился я на того идиота, выменявшего кучу денег на булочку для своей возлюбленной, который когда-то ввёл меня в заблуждение своим словоблудием! — ещё и посетителей не было, — люди проходили мимо, никто в Банк не заходил, никто из него не выходил. Решив всё-таки, что где-где, а в Банке мне, точно, ничего не светит, я уже вознамерился отправиться в обратный путь, как в зале за стеклянными дверями входа появилась невысокая и невероятно стройная фигура парня в темно-синем костюме тройке с галстуком, бейджиком и белым уголком платка, торчащим из нагрудного кармашка, — парень приветливо мне улыбался и махал рукой, приглашая войти в Банк. Конечно же, я не мог проигнорировать это приглашение, то есть мог бы, но потом бесконечно корил бы себя за это, и всё равно, рано или поздно, вернулся бы сюда — по крайней мере с тем, чтобы выяснить, можно ли здесь получить деньги и на каких условиях, поэтому я, приподнимая над ступеньками и полом пустой чемодан, чтобы он не издавал неуместных в этом заведении звуков, вошёл в Банк и едва заметным кивком головы приветствовал парня в тройке, идеально сидящей на его спортивной фигуре, противоречащей образу канцелярской крысы, бледной, худой, в очках, с крючковатыми носом и пальцами, привыкшими перебирать купюры и тарабанить по клавиатуре, — лицо парня было загорелым, с гладкой кожей без единой жиринки, морщинки и складочки, единственно, что в нём смущало и даже обескураживало — это чересчур уж курносый нос, до такой степени неприметный, что, кажется, ещё чуть-чуть, и он совсем исчезнет с лица, но, с другой стороны, в общении с людьми это, кажется, являлось огромным преимуществом, на бейджике значилось имя и должность: "Геродот менеджер по работе с клиентами". Вот так имечко себе отхватил! Наверняка, девушка, полюбившая его и давшая ему такое имя, — большая любительница истории. Мой мозг с невероятной легкостью нашёл в нужном участке памяти несколько цитат из трактата Геродота "История", одну из которых я решил продемонстрировать работнику Банка, немного перефразировав:

— Вы записываете всё, что вам рассказывают, но при этом не верите в это…