Урочище Пустыня

Эту мысль навеяло видение, бывшее у меня прежде моего рождения — церквушка на холме. В солнечную погоду она мне подмигивала, в пасмурную закрывала реснички, а когда наплывал туман — и вовсе засыпала. Она словно говорила мне — приходи, малютка, сюда, здесь твой настоящий дом, здесь твои небесные родичи и покровители — отец и мать…

Бабушка у меня рукастая была, никогда не сидела без дела — даром что однорукая. Руки она лишилась еще по молодости, когда билась с великим запалением, случившемся в наших краях. Был еще и дед, гуляка и балагур, и красавица их дочь. И это все, что я помню, потому что пробыл я в их доме, что в деревне Пустыня, самую малость. Здесь обнаружилась у меня некая странность — умение исчезать в одном месте и неожиданно появляться в другом. Часто это происходило ночью. Я переносился из дома в огород, из огорода в сарай, из сарая в лес или на речку, будто на крыльях, но не понимал и не помнил, как. Меня ругали, поучали, увещевали, всем миром стыдили и уговаривали не делать так больше, но все было тщетно — я продолжал бестелесно и беспамятно перемещаться в пространстве. Это пугало моих домочадцев. Однажды поутру кто-то из соседей обнаружил меня сидящим на колодезном срубе и донес бабе Тоне. Та, едва успев добежать до колодца, единственной своей рукой схватила меня за шиворот и вернула на твердую землю. После чего терпение ее иссякло и я был отдан в странноприимный дом где-то в области великого Нова-града, где и дождался не то конца света, не то начала обставшей меня и родные палестины тьмы…

Дальше в моих воспоминаниях появляется некая связность и более осмысленный взгляд на вещи. Постараюсь передать здесь свои детские впечатления как можно точнее, не соотносясь с последующим знанием и жизненным опытом.

Место, куда меня привезли, пришлось мне по душе. То было одноэтажное кирпичное строение, утопавшее в цветах и зелени, как старинная помещичья усадьба. Там было уютно, солнечно и как-то по особенному благостно — в кронах деревьев возились и заливались на все голоса дивные птицы, всюду порхали разноцветные бабочки, нежно гудели шмели и пчелы. Меня встретил настоятель обители и ее постоянные обитатели, называвшиеся персоналом — все в белых ангельских одеяниях, но почему-то без крыл. Они были добры и внимательны ко мне. После короткой беседы меня проводили в палаты, где размещались дети — в каждой по четыре человека. Там я увидел того, кто называл себя Бароном. Он был заметно старше меня, худ, нескладен, остронос и говорлив.

— Ты его меньше слушай, — шепнул мне на ухо настоятель — У всякого барона своя фантазия…

И, похлопав меня по плечу, ушел по своей надобности.

Он и вправду вел себя как-то необычно, этот Барон. Разговаривал так, будто читал стихи перед зеркалом. И на тумбочку опирался не всей рукой, а тремя пальцами, как на треногу. Но я к этому быстро привык и перестал замечать, потому что он принял меня хорошо, как равного, и сразу предложил мне стать его другом.

— П-послушай, что я тебе скажу, д-дражайший Алексей, — нараспев, слегка заикаясь, проговорил Барон. — Ты, наверное, спрашиваешь себя — куда я, то есть ты, попал. Сразу скажу тебе — это вовсе не психушка, а лицей. К-клиника для особо одаренных детей и подростков. Здесь их изучают для науки и п-пользы страны… Смешали наиболее способных с умственно отсталыми и стали наблюдать, кто кого перетянет на свою сторону.

Он как-то издалека на меня посмотрел, но как будто не увидел и продолжал:

— Различают одаренность легкой степени, умеренной и выраженной. У меня — вы-выраженная. А тех, у кого вы-выраженная готовят для государственного задания особой важности. Психушка — это так, для отвода глаз. А кто говорит, что это не так — тот сам псих. Вот.

— А они здесь тоже есть? — спросил я, потому что мне было очень интересно — какие они, настоящие психи, ведь я никогда не встречал их в нашей деревне.

— К-конечно, мой юный друг. П-полным-полно. Но селят их отдельно от нас. Скажу тебе по большому секрету — это стадо ба-баранов.

— Ты с ними не дружишь? — спросил я.

— Нет, потому что я из стада ба-баронов.

Он свысока, будто забравшись на табуретку, взглянул на меня.

— Я тут обучаюсь по особой программе. И п-параллельно поправляю свое здоровье. Собственно, я не лечусь, а прохожу курс лечения от энуреза и з-з-з-заикания.

Он описал головой дугу — как будто мячик съезжает с горки.

— В совершенстве владею немецким языком, — зачем-то добавил он. — Знаю из латыни…

— А кто тут еще живет? В этой комнате?

— Эдуард, т-толковый малый. И Пионер. Законченный п-придурок. Они сейчас на п-процедурах…

Вскоре я познакомился и с ними.