Урод (СИ)

Злая вьюга завывала в груди Валентины. Иногда вихрем заметались переживания о том, как там обстоит дело с операцией, но быстро этим же вихрем уносились, и снова, как песком в лицо, захлестывала обида, причину которой Валентина четко объяснить себе не могла. Все в доме кружилось, вертелось вокруг каких-то проблем, а ей уже хотелось чего-то для себя. Хотелось, наконец стать для кого-то главной, самой важной и самой дорогой. Она устала от одиночества, от неуверенности в состоятельности сложившихся отношений в семье.

Мальчишки, во всем старались помочь Валентине. Умели подтереть пол, снять пыль с мебели, полить цветы. Во дворе вообще управлялись с мужским подходом к делу: почищен курятник, залит водоем для гусей и уток. Повторять задание ребятам не надо было, один раз отец все показал, объяснил, и все понято. По возвращении домой Тимофей хвалил ребят, давал какие-то еще указания.

- Папа, там за сараем частокол кто-то поломал, Витя, что через дом от нас живет, говорит, что знает, кто это сделал, хочет наказать их, - обратился один из сыновей к отцу.

- Не стоит этого делать, лучше попросите тех мальчишек помочь вам отремонтировать забор. Вместе и работать веселее, и дружбу завести легче. Идет? - рассудил отец. Мальчишка охотно согласился.

Для Валентины во взаимоотношениях отца с детьми все было ново и нравилось ей. Правда, не все было понятным. Однажды вытащил шоколадную кофетку из кармана пиджака, подозвал младшенького и спрашивает, знает ли он сколько в семье человек. Тот, глотая слюнки при виде конфетки, подсчитал - четверо.

- Меня угостили конфеткой, таких в нашем магазине нет. Давай возьмем нож и разделим на всех четверых. Тимофей раздал каждому дольки. Валентину это возмутило.

- Ты же взрослый человек. Не можешь унять желания? Чего раскромсал конфетку, разделил бы им попалам.

-Нет, Валя, так нельзя. Дети вырастут эгоистами, все для них. Такое понятие станет для них закономерным. Они не научаться заботится о родителях. Мой отец был болезненным человеком, работал сторожем с минимальной зарплатой, а семья была большая. Лакомства редко появлялись на столе. А когда старшие дети пошли работать, появился достаток. Вот тогда я заметил, что отец взял сладкое и съел. Я был потрясен, разве мужчины едят сладкое?! Живет такое понятие – все лучшее детям, И мы действительно все так поступаем. Но это надо делать умело. Например, угощая чем-то детей, надо на их глазах сколько-то убирать, говоря, что это для папы с мамой. Позже это можно отдать им, но уже как вновь распределенное на всех. Мы любим детей и заботимся о них, но надо учить их любить родителей и заботиться о них.

Валентина замечала, что Тимофей никогда не кричит, не ругается, не дает подзатыльники, как многие из ее соседей делают. Отец ребячился, когда играл с сыновьями, а давая поручения, был требовательным, чтобы знали: он ждет неукоснительного выполнения. Никогда не грозился наказать, если что-то не будет выполнено.

А Тимофей просто усвоил, знакомясь с Богом, что Иегова не хочет, чтобы его боялись, хочет, чтобы из любви выполняли его требования. И это стало эталоном для него, как для отца. Раньше, когда Тимофей слышал, что верующих называют «богобоязненными», он возмущался, не понимая, чего же тогда говорить, что Бог - есть любовь. Любовь и страх одновременно? – что-то неподдающееся никакой логике. Только вдумываясь в прочитанное, только размышляя над делами Бога, Тимофей понял смысл этого слова. Богобоязненный человек боится обидеть Бога своими нехорошими поступками. А это уже далеко не животный страх.

- Складно как-то у тебя получается управлять сыновьями, - отметила однажды женщина. – Вроде никогда не строжишься над ними, но они послушны тебе.

- Строгость, Валюша, не всегда подходящей бывает. Важно, чтобы они видели мою справедливость. Я читал в Библии, что Бог никого ни к чему не принуждает. Он объясняет, какой путь приведет к успеху, а какой - к поражению и дает нам выбор. Вот и детей вразумлять надо.

По возвращении из рейса Тимофей и ребята усаживались кружком и читали книгу. Книга большая, вся с яркими картинками, на которых все больше был нарисован Иисус, только не такой, жалкий, как на иконах, а живой, энергичный, и все больше среди народа. Мальчишек в такой час за уши не оттянешь, слушают, что мед пьют. Иногда, опершись об дверной косяк, прислушивалась и Валентина.