Урод (СИ)

-Валя, человек, может, и не хотел обижать тебя. Возможно, его самого обидели, и он был не в духе. Может, недомогал, может, не разобрался и поспешил сказать необдуманное. Это, конечо, тоже плохо, но, главное, он не хотел обижать. Просто надо постараться понять и быть снисходительнее, и тогда обида уйдет, не оставив следа. Мы своими поступками тоже часто обижаем Бога, но, если раскаиваемся, он прощает наши грехи и даже выбрасывает их из своей памяти. Об этом сказано в Библии. А мы ведь равняемся на нашего Создателя. Ты знаешь, перед смертью Иисус просил Отца небесного простить его мучителей: «Не ведают, что делают», - оправдывал он их.

Ира знала, что душа этой женщины изранена обидами. Она опустошена из-за незбывшихся надежд. Но крик ее пронзителен, он выбивает силы, поглощает энергию. Надо, чтобы Валентина отвлеклась от себя, попробовала оказаться полезной кому-то. И тогда она возрастет в своих глазах и вырвется из под гнета собственного разума, утверждающего ее некчемность. Только сосредочившись на добрых делах для других, она сможет обрести счастье.

- Вот ты Валя, считаешь: пусть каждый получит по заслугам, а Бог говорит, что не смерти желает он грешнику, а спасения и предупреждает, что, если ты, зная путь к спасению, не показала его тому грешниу, он умрет, а виновата в этом будешь ты. Ты только представь, Валя, какая это честь помогать Богу спасать людей! По сути получается ты – его сорудник.

Жизнь в деревне менялась. Когда переехали супруги из собрания, мужики деревенские собрались и очень быстро отремонтировали заброшенный, но добротный дом для них. Каждый из своего хозяйства нашел чем поделиться с новоселами, так что уже было с чего начать обживаться. Вадиму нашлась сразу же работа, в деревне мужские руки нужны, особенно в скотном дворе. А медицинское образование Ирины вообще - на вес золота. Сплотились как-то очень заметно люди на деревне. Не зря в молитве «Отче наш» говориться: « Пусть святиться имя твое». Святое притягивает людей. Вкусивший однажды слово Бога, редко когда откажется от него.

-Валентина, как ты думаешь, зачем мы изучаем Библию? – спросила, приглашенная на чай Ирина.

- Ну, чтобы научиться правильно жить, как угодно Богу. Иначе в рай не попадешь. А хочется же, - простодушно призналась женщина.

-А вообще трудно угождать Богу?

- Мне трудно, – призналась женщина, – то нельзя и это нельзя. Я привыкла сама решать, как мне быть. А тут надо подчиняться.

- Трудно, Валентина, подчиняться тому, кого не любишь. Его требования всегда будут казаться неправильными. Обидными и даже жестокими. Мы читаем Библию, чтобы узнать какой он, Иегова, когда хорошо познакомимся с ним, узнаем как он любит нас, что делает для нас, тогда и мы тоже полюбим его. Ведь не мы первыми полюбили его, а он – нас. Подумай, прежде, чем создать человека, Бог сотворил рай. Прекрасный сад, где мыслимо и немыслимо сколько было благ для человека. И там поселил первых людей. Почему? Потому, что любит он человека - детище свое. Да, Бог требователен, но опять таки во благо нам, чтобы мы не испортили свою жизнь не пострадали из-за своих ошибок. Так делает любой родитель для своего ребенка. А Бог – наш Отец.

Мрачно стало на душе у Валентины после этого разговора с Ирой. Перед глазами всплыли синяки на ногах маленькой дочери. Вспомнилось и резануло ухо слово: «урод», почти ставшее именем девочки. Вспомнилось, как ушла из интерната, даже не попращавшись с дочерью. Чего уж таить, - просто, спихнув ее из своих рук, поспешила улизнуть. Вспомнилось, что не хотела мучить себя поездками к дочери, даже не утруждая себя мыслью, что девочка может скучать, может страдать. «Так делает любой родитель для своего ребенка», - говорит Ирина. - «Ох, любой ли!» - возразило сердце Валентины.

Вечером, отправив мальчишек спать, Валентина села на кровать. Тимофея не было дома. Он сейчас где-то в пути на своем лесовозе. Спать не хотелось, будоражили мысли, посеянные Ирой. В груди стало нестерпимо тесно.

- Иегова, Боже! Разве я – мать? Я же – урод, а не мать! Я никогда не заботилась о дочери. Я никогда и не любила ее. А она так радовалась встрече со мной, обнимала меня, гладила мои руки и все повторяла: - «Мама, мамочка!» Боже! Где же было мое сердце тогда?