Урод (СИ)

Он хотел бы сказать ей, что любит ее, сказать прямо сейчас, но не мог, потому что не мог ни контролировать себя, ни думать, не мог оторваться от ее губ, не мог выносить прикосновение ее рук и жар ее тела, жар этой ночи, жар ковра и жар, переполнивший его голову и низ живота.

Он проник в нее двумя пальцами так глубоко, что она застонала ему в губы и выгнулась, крепче сжимая несмелыми руками его член. Он двинул бедрами, толкнувшись прямо в ее ладошку, увлекая ее язык в сладкий танец с привкусом мяты и ее собственных желаний.

Его рука ласкала ее изнутри, порождая волны наслаждения. Член скользил по ее паху, задевая клитор, и скользил по ее рукам, пока ее пальцы несмело, почти испуганно скользили по налившимся кровью венам.

Ей показалось, что она сейчас умрет. Просто задохнется, захлебнется им, не выдержит всего этого и сгорит прямо здесь под шум воды маленького фонтана во тьме ночи со слезами на глазах. Она не чувствовала ритма, она потеряла ход минутам, но отчаянно закричала в ночь от судорожной волны удовольствия, внезапно пронзившей ее тело.

Он уткнулся в ее шею. Выдохнул и неожиданно для самого себя кончил ей на живот, чувствуя, как она внутри сжимает его пальцы.

У него кружилась голова, но жар от нее начинал отступать. Слабые пальцы принцессы, наконец, отпустили его, беспомощно расслабляясь.

- Я не люблю тебя, - прошептала Лилайна тоном еще более сладким, чем прежде и посмотрела на него так нежно, словно любила всю свою жизнь.

- Ну и ладно, - ответил он на это, отстраняясь и поднимая ее на руки.

Ее нужно было отмыть и уложить спать, потому что она все равно ничего не соображала, хоть и льнула к его груди, как котенок.

Но не успел он сделать и шагу, как понял, что она крепко спит в его руках, сладко и довольно улыбаясь.

Мэдин проснулся очень довольным, несмотря на то, что спина у него затекла, да и нога, на которой лежала Лен-Фень, противно ныла. Они умудрились уснуть прямо в кресле, при этом, хоть она и сидела на его коленях, он всю ночь довольно сопел в ее грудь и теперь не мог  удержаться, чтобы не укусить ее легонько через ткань. Сонная Лен-Фень отмахнулась от него.

- Просыпайся, я уже соскучился, - прошептал Мэдин, коротко целуя ее в губы.

Женщина скривилась, посмотрела на него и, морщась, произнесла:

- Иди в задницу, Мэдин.

- Серьезно? А мне казалось, с тебя хватит, но если ты просишь…

Он рассмеялся и попытался выбраться, но она внезапно стукнула его ладонью в грудь.

- Хватит! - объявила она. – Уходи уже.

Мэдин застыл, посмотрел на нее внимательно, ничего не ответил, а просто встал.

- Я вообще-то серьезно, Леня, - произнес он, сев на край стола. – Я всегда был серьезен. Ты меня страшно бесишь, но в этом, видимо, и заключается весь смысл.

- Вон пошел!

Лен-Фень встала, одернув платье и по-хозяйски села на прежнее место, пытаясь изображать уверенность в мятом измазанном платье с растрепанной копной волос на голове, видимо, вместо короны.

Мэдин улыбнулся.

- Хорошо, сейчас уйду, - внезапно согласился он. – Только сначала прими это.

Он взял со стола шкатулку, поставленную туда еще вечером, и раскрыл. Там оказался широкий золотой браслет украшенный сапфирами.

Лен-Фень, никогда не носившая украшений, посмотрела на него с презрением.

- Мне не нужны побрякушки.

Он строго посмотрел на нее.

- Ты примешь его. И если он тебе не нужен – можешь продать, но сейчас ты поднимешь свою непокорную задницу, подойдешь и заберешь его!

Он не шутил. В его темных глазах не бегало привычных веселых огоньков. Он смотрел на нее уверенно и властно, так, что она не смогла ему ничего ответить, а послушно встала с места, подошла и взяла браслет.

Он поймал ее руку, державшую украшение, и коротко поцеловал ее пальцы.

- Молодец, хорошая девочка.

Лен-Фень с ужасом поняла, что смущается, тут же встала в позу, пытаясь выдать смущение за гнев.

- Но замуж я за тебя не выйду! – заявила она.

- Как скажешь, - внезапно согласился Мэдин, самодовольно улыбаясь. – Тогда мальчишек вернут домой к обеду.

Лен-Фень смотрела на него, чувствуя странную боль в груди, а он усмехался, глядя ей в глаза.

- Ты знаешь, где меня найти, - сказал он уходя, и исчез в коридоре северного крыла.

Ей же внезапно захотелось плакать впервые за добрых двадцать лет, плакать, потому что она хотела, чтобы он не соглашался, плакать, потому что золото браслета было холодным и потому, что тело жалобно ныло после ночи полной сладостной любви.

Лилайна сладко потянулась, зевнула и повернулась на бок.

Антракс сидел в ее комнате, спокойно разбирая какие-то бумаги. Он снова был в строгом костюме, с перчатками, скрывающими его руки. Только маска лежала на столе, а лицо скрывала повязка.

Она была рада его видеть, так же, как рада солнцу и даже нагота ее не смущала. Этой ночью ее бережно омыли, и уложили в постель, и ей нравилось понимать это.

- Доброе утро, - прошептала она улыбаясь.

Антракс взглянул на нее, отложив свои дела.

- Уже почти день, - прошептал он, внимательно глядя на нее и сразу переходя к другому: – Я должен у тебя кое-что спросить.