Он встал и обошел стол. От Элины остался уже только мокрый след из пота и подступающих слез.
— Хочешь узнать, кто на него напал?
Она смущенно кивнула, понимания, что это игра. Но не понимания, какой ход оставит ее в живых, а какой убьет.
— Снимай блузку.
— Что?! Как вы смеете?
Николай Дмитриевич схватил ее за подбородок и сильно сжал челюсть пальцами.
— А ты как смеешь приносить сюда деньги в конверте? Верная собачка своего хозяина? Так и передай ему: зря он не прислушался к посланию в цветах.
Что… Какое послание… Что происходит в этой выдуманной реальности. Элина затрясла головой и заплакала.
— Отпустите меня. Вы же полицейский!
— Как будто я господь бог. А, даже он закрывает глаза на многое. Вспомни хоть Гитлера и его концлагеря. А тут всего лишь полицейский.
Он убрал конверт в ящик и уселся за стул, будто ничего не произошло. Скривился, рассматривая желтые пальцы.
— Что за хрень у тебя на лице? Это вообще отмывается? Да не плачь ты. Сама выбрала такую роль.
— Какую роль?! Ничего я не выбирала. Меня попросили и…
— Конечно. Так все и было. Все у него продумано, и поверь, не он один такой умный. Другие будут поумнее.
Элина схватила сумку и бросилась к двери, таща за собой камнем на шее унижения. Вслед ей летели колкие смешки человека в форме. Который всего-то полицейский.
Глава восьмая
Казнить себя за удовольствия — то, что мы любим больше всего. Заточать себя в стереотипные рамки и оковы — наша вторая великая страсть.
Она не имела права идти на поводу у своих желаний и влюбляться в собственного пациента, тем более будучи замужем! Элина, точно сумасшедший ученый, Тесла от психологии, ставила опыты над своей душой, пыталась нащупать ту самую причину, по которой все в ее жизни были вверх дном, шиворот-навыворот. Ей казалось, что причина всех неудач обязательно кроется в прошлом. Но еще ни разу ей в голову не пришла мысль о том, что бездействие в настоящем в итоге станет ошибкой прошлого, когда оно перетечет в будущее.
Вот такая сложная головоломка эта жизнь, но, если разобраться — она гораздо понятней, чем хочет нам всегда казаться.
В столовой было малолюдно. Не время обеда. Просто ей осточертело носиться по всей больнице и то измерять температуру, то приносить таблетку, то просто исполнять роль мусорки для выбрасывания в нее личных проблем пациентов. Кажется, что порой людям не хватает обычного душевного общения, а совсем не уколов витаминов и лекарств для сердца. Но лекарства достать проще.
— О чем думаешь, Эля? Ты в последние дни такая грустная, — спросила уборщица Валя.
— Хочу попасть на Всемирную выставку в Чикаго 1893 года, — отрешенно ответила та, ковыряясь вилкой в чем-то, что заполняло ее тарелку.
Что же это было? Эта тарелка то же самое, что и ее жизнь. Что-то в ней есть, а вот что?.. Она настолько потеряла этот волшебный, чарующий вкус к жизни, что уже перестала обращать внимание на то, из чего она состояла. Уж не это ли называют старостью?
Каждая новая мысль все углубляла и углубляла могилу, в которую она сама себя загоняла.
— Что за выставка такая?
Первым порывом Элины было удивиться, что кто-то может не знать таких вещей, но через секунду ее пыл остыл. Указание на чужое невежество равносильно обнаружению собственного.
— Самая масштабная выставка изобретений в истории. Это было нечто потрясающее, чего нам уже никогда не повторить.
— Хотела бы что-то купить там? — наивно спросила собеседница.
Элина беззлобно ухмыльнулась. Ну почему люди приходят домой, пусть даже после тяжелого трудового дня, и принимают расслабляющую ванну, заботясь о теле, но не читают книги и не смотрят документальное кино, заботясь о мозге? Телешоу с постановочными скандалами и высосанными из грязного пальца проблемами вполне достаточно.
— Нет. Хотела бы поучаствовать в экспериментах великого Теслы с током. Он делал так, чтобы ток, напряжением в несколько миллионов вольт, проходил через его тело, не причиняя вреда.
А про себя добавила: «Может, меня бы он убил по счастливой случайности».
— Ох, Эля, какие чудаковатые у тебя желания! Нам бы с мужем за квартиру было чем платить в этом месяце, а тебе выставки подавай странные.
Валя прикончила своей ланч, иначе ее манеру трапезничать и не назовешь, и оставила Элину в одиночестве.
— Обмельчал народ, — пробубнила она, запивая слова крепким кофе. — Зачем ему выставки — за квартиру бы заплатить, чтобы было где гнить от недалекости ума.
Солнце отчаянно билось в окно, протягивало свои обжигающие руки сквозь плотные жалюзи, так яростно желая коснуться заледеневших человеческих сердец. Элина вздохнула и отпила холодного вишневого морса. Смяла стаканчик и распрощалась с ним, как и со своими желаниями, отправляя его в урну.
— Элина, тебя вызывают в триста пятую палату! По-моему, тамошней бабуле надо измерить давление.
— Я поняла.