Урод (СИ)

Сумма с шестью нулями его не удивила. Как он и думал… Таких денег у него нет, а еще ведь он хотел преподнести подарок Элине… Черт.

— Я все решу. Связывайся с больницей. Деньги будут. Готовься к операции, собирай вещи, — сказал Алекс и встал.

Пора действовать. Нет времени ждать.

— Но… — Вика в непонимании уставилась на него.

— Просто делай, как я говорю. Я позвоню!

Алекс уже был в дверях. План созрел мгновенно. Он все исправит. Любой ценой. Шесть нулей, десять, хоть двадцать… Больше эти небоскребы из нулей не поставят крест на жизни молодой девушки.

— Так, а номер…

— Есть!

Он вылетел из ее квартиры, как сквозной ветерок в форточку, словно и не было его. Но оставил он после себя самое страшное, что только можно — надежду.

***

В этом мире все боятся оказаться не на высоте. Так что нечего волноваться. Паоло Соррентино «Молодость»

Пот катился по лицу Элины, заливая глаза. Она ассистировала хирургу вот уже второй час. На операционном столе лежал мальчик с развороченными внутренностями. Рак.

— Потеря пульса. Сердце не бьется!

Анестезиолог, хирург, она, да еще и стажер, следящий за операцией… Никто не смог помочь этой крохе.

— Обширное кровоизлияние!

Слова, термины, лекарства — все смешалось и бултыхалось в крови, цепляясь за раковые метастазы.

— Умер, — прошептал хирург, и обычно оживленная операционная стихла.

Никаких шуточек, планов на будущее, позитивного тона. К смертям здесь все были привычные, но каждая новая смерть причиняла боль как в первый раз. Глубоко в душе каждого врача жил ранимый человек, оплакивающий каждого пациента, но снаружи ни один мускул хирурга не дрогнул.

Оставив духоту операционной, Элина выбежала в коридор. Ее форма была залита кровью и потом, руки дрожали. Какой маленький, господи…

— Эля, — другая медсестра присела к ней. — Умер?

Она кивнула. Нет слов для смерти. Она не заслуживает.

— Не переживай так сильно. Со временем ты поймешь, что есть мы, а есть они. Врачи и пациенты. И они умирают, мы не в силах этому помешать. Зачастую только отсрочить дату смерти. Ты же знала историю болезни этого мальчика: химия, лучевая, две операции уже были им перенесены… Не знаю, на мой взгляд, разумнее было дать ему умереть.

— Кто решает, кому умереть? А, Свет? Покажи мне, кто раздает красные карточки на этом поле! — воскликнула Элина, перед лицом которой стояло безмятежное лицо мальчика.

Заснул и не проснулся. Зато больше никаких мучений, больше не будет боли и бесконечной терапии химией и радиацией.

— Рак проклятый, вот кто решает, жить или умереть. И обычно он отдает предпочтение второму варианту, — пожала плечами более опытная коллега, давно научившаяся равнодушно принимать смерти пациентов.

Элина привела себя в порядок, умылась под прохладной водой и зашла в комнату отдыха. Окна были зашторены, и она благодарила того, кто это сделал. Солнце еще не сбавляло своей горячности, проявляя темперамент все сильнее день ото дня.

— Ничего, скоро осень, дожди пойдут, — пробухтела она себе под нос и поднесла трясущийся стаканчик с водой. — То, что надо.

Обучение шло полным ходом, и Элина предвкушала начало новой жизни. Однако сегодняшняя операция поколебала ее уверенность в себе. Сможет ли она столкнуться со смертью ребенка еще раз и не свихнуться? К горлу подкатил кислый ком, напоминая о съеденной за завтраком булочке. Силой воли подавив тошноту, она закрыла глаза, устраиваясь на диванчике подремать.

Сможет ли она быть настоящим врачом, как говорят, от Бога? Хотя она уже давно стала сомневаться, является ли эта характеристика положительной. Все, что этот бог создает, непременно оказывается полной халтурой… А врачом она хотела быть хорошим.

— Как тебе операция? — в комнате появился тот самый стажер; глуповатая улыбочка нервным тиком дергалась на его губах. — Первый раз увидела смерть в прямом эфире?

Элина знала таких стажеров. Когда-то у нее были такие же однокурсники, которых не пронимал вид искореженных трупов, страшные травмы, смерти в операционной… Она помнила, как некоторые твердолобые и жестокосердные отпускали черные шуточки о смерти пациента. Может, им так становилось легче. А у нее снова в горле стал царапаться ком.

— Угу.

— Не парься. Будешь часто такое видеть.

— Да я не парюсь. — Девушка резко села, желая посмотреть в глаза этому юнцу без души. Но вместо зрения засверкали фейерверки, и пришлось снова на пару секунд ослепнуть. — Не мне было десять лет, когда этот чертов рак сожрал половину моего организма! Не я мать ребенка, который куском холодного мяса сейчас валяется на стальной койке!

Диван пискнул, проседая под весом ее тела, когда она соскочила с него и понеслась к раковине. Рвотные спазмы выжимали ее горло досуха, желудок сокращался где-то в ушах, смешиваясь со взбесившимся пульсом. Этот стажер пялился на нее в удивлении, и стыд начал хлестать ее ремнем, как сумасшедший родитель провинившегося ребенка.

— Элина, с тобой все хорошо?

— А тебе не все равно? Я же даже не умерла, чего ты беспокоишься, — буркнула она, закрывая кран и выходя из комнаты.