Уродина (СИ)

— Ася, давай, быстренько одевайся.

— Может сначала, здрасте, а? Что значит одевайся? Я что, голая?

— Ну, надень что-нибудь там с рюшечками, нарядное, мы идём на день рождения.

Только сейчас я обратила внимание, что под курткой у него беленькая рубашка и брючки наглажены, хотя обычно он одет во что попало. Ничего наряднее моего кримпленового вишнёвого платья не было, я в него и нарядилась, затянув потуже поясок.

День рождение праздновал сокурсник Зураба — Дима Левин. Он сам был ужгородский, но отмечать решил на факультете, где был небольшой красный уголок. Народу собралось много, выпускной курс всё-таки, парни привели своих девушек и жён, а девицы своих кавалеров и мужей. Я многих знала в лицо, но почти ни с кем не была знакома и чувствовала себя не в свой тарелке. Когда все выпили неоднократно за здоровье именинника и закусили, разговор зашёл о предстоящем КВН медиков и математиков. Все галдели и спорили, никак не могли придумать с чего начать приветствие. Эдик орал:

— Поставить два скелета, один без рук, на него повесить плакат «Математики», а второй без головы — «Медики».

— А у третьего оставить только пенис и подписать «Эрик»… — парировал Дима. — Не смешно…

Мне стало скучно, я вышла из-за стола и стала рассматривать экспонаты, висящие на стенах фотографии бывших выпусков, пока не добралась до сложенных в углу под портретом В. И. Ленина музыкальных инструментов. У медиков был свой собственный оркестр. Меня осенило:

— Послушайте, — я крикнула так громко, что все смолкли и повернулись в мою сторону. — Всё очень просто и сделать нужно так…

Глава 11

Когда раздвинулся занавес, в полумраке на сцене смутно виднелся операционный стол и окружившие его фигуры в белых халатах. Под стук метронома мужской голос чётко произнёс: скальпель, пинцет, зонд, спирт, СВЕТ!

Вспыхнул яркий свет, ребята сбросили халаты и повернулись к зрителям с музыкальными инструментами в руках. И грянул первый советский твист[2], всеми любимая песня:

Ты мне вчера сказала, что позвонишь сегодня,
Но не назвав мне часа, сказала только: «Жди»,
И вот с утра волнуясь, я жду у телефона,
И беспокойно сердце стучит в моей груди… [3]

Зал взорвался бурными аплодисментами.

Математики тоже не подкачали. Судьи были строги, но снисходительны. Победила дружба — ничья. Зураб гордился мною, словно я вторая женщина в мире, полетевшая в космос. Он ёрзал на стуле и украдкой гладил меня по коленкам. Я, стесняясь, что кто-то увидит, отталкивала его руку.

Все выходили из зала в приподнятом настроении, вспоминая запомнившиеся шутки. У входа нас остановил Левин:

— Мы идём ко мне отмечать боевую ничью. Присоединяйтесь!

Я молчала, предоставив Зурабу самому решать, понимая, что собирается мальчишник. Это были его друзья, однокурсники, они проучились вместе шесть лет и скоро расстанутся. Не было у меня никакого право зудить и тащить его за собой, хотя больше всего на свете хотелось побыть с ним наедине.

Видя его сомнения, помогла ему:

— Иди, увидимся завтра, я пойду с девчонками. — Я видела благодарность в его глазах.

Симона накануне выписалась из больницы. Комендантша, честно говоря, тётка очень противная, на сей раз, не сказав ни слова, выдала мне новый матрас и комплект белья. Пользуясь её хорошим настроением, выклянчила у неё вазу для цветов. Так что Симону ждала чистая постель, цветы в вазе на тумбочке и куча вкусных вещей, которые ей натаскал весь курс.

— Итак, Симона, с сегодняшнего дня ты освобождаешься от дежурства по палубе (каждую неделю кто-то из нас должен был наводить порядок в комнате), твои халаты мы будем с Дашей стирать, а ты отдыхай и набирайся сил.

Вечером после КВН она не спала и ждала нас, чтобы послушать, как всё прошло.

Нам тоже не спалось от возбуждения и переполнявших нас эмоций. Мы ей всё подробно рассказали и даже разыграли в лицах. Она улыбалась, слушая нас, я давно не видела на её лице такой хорошей улыбки. Симона очень изменилась за эту неделю, похудела, отцепила дурацкий шиньон, лишь изредка воспоминание о случившемся гасило свет в её глазах и слёзы непроизвольно стекали по щекам.

Сегодня мы почувствовали себя близкими подругами, и я отважилась её спросить:

— Симона, слушай, если не хочешь, не рассказывай, но…

— Я поняла тебя, я расскажу вам девочки и так это уже давно не секрет. Это Павлюченко.

— Какой Павлюченко? Наш преподаватель с гистологии? Так он же (опять я чуть не ляпнула «старый»)… женатый.

— Ася, ему сорок шесть лет. Я ничего от него не хотела, а когда забеременела, обрадовалась: вот будет у меня родная душа, уйду в «академку», а там мне тётка поможет закончить институт.

— Сорок шесть… А что, в этом возрасте ещё «этим» занимаются?

Даша и Симона расхохотались от души.

— Ась, коль у нас такой вечер откровений, признавайся, ты ещё девица?

— Ну, не совсем…

Симону мой ответ озадачил, как это можно быть «не совсем», но зная мой характер, не стала допытываться.