Оккупировав скамеечку на набережной, мы уселись, и она, перескакивая с одного на другое, заикаясь, рассказала, что случилось. Я с трудом разобралась в этой мешанине слов и чувств. Короче, пила она чай в ординаторской, когда за ней прибежала медсестричка с ортопедии и сообщила, что этот с переломанной ногой срочно просит позвать рыжую докторшу. Когда Симона заявилась, он объявил, что его сегодня выписывают, и завтра вечером они с мамой приедут её сватать и чтобы она позвала всех своих подружек..
— Я не верю, что это правда. Ася, что мне делать? Что?
— А ничего тебе делать не нужно. Иди в парикмахерскую, причешись красиво, только не цепляй, пожалуйста, свой веник. А я бегу мыть полы.
На следующий день после обеда комната набилась девчонками, все ждали, чем это кончится. Жених приехал ровно в семь часов вечера с мамой и с сумками полными еды, тарелок и рюмок. Он был невысок, на полголовы ниже Симы, но крепко сложён, кряжист и не казался маленьким. Красивый костюм сидел на нём, как влитой. Обойдя нас всех по очереди, каждой пожал ручку и представился:
— Приходько Станислав Остапович, а это мама моя Катерина Григорьевна. Садитесь все до столу.
Как из скатерти-самобранки появились на столе пирожки, рулеты, блинчики, всевозможное домашнее печенье и несколько бутылок с вином и газировкой. Мы расселись, кто у стола, кто на кроватях, а кому места не хватило, стоял. Симона не дышала.
Станислав Остапович поднялся:
— Дорогие гости, наливайте, пожалуйста. Я пью воду, так как за рулём.
И, повернувшись к Симоне, продолжил:
— Уважаемая Серафима Юрьевна! Мне тридцать девять лет, холост, так как до сих пор не встретил женщину своей мечты. Я — директор школы и преподаю историю и обществоведение. Имею хорошую зарплату, машину, собственный дом в Берегове с садом и всякой живностью, так что Вы у меня ни в чём не будете нуждаться. Предлагаю Вам свою руку и сердце, и, если Вы согласны, через неделю распишемся. — В комнате воцарилась звенящая тишина. — А что? Куда тянуть? Я уже не мальчик и хочу ещё успеть родить с любимой женой двух хлопчиков и девочку.
Все молчали. Чтобы разрядить обстановку, я вскочила, захлопала в ладоши и заорала:
— Горько!
Девочки меня поддержали, а жених, не будь дурак, схватил Симону в охапку и впился, как коршун, в её губы.
Когда все разошлись, Станислав Остапович подошёл ко мне:
— Анастасия Михайловна! Во-первых, предлагаю перейти на «ты». Во-вторых, я знаю, что ты моей Симочке спасла жизнь…
Я попыталась, что-то сказать, но он меня остановил:
— Подожди, подожди. Так знай: отныне мой дом — твой дом, если тебе нужна машина, там куда-нибудь поехать, я твой личный шофёр. Я если кто тебя посмеет хоть словом обидеть, звони мне, я за тебя горой. А сейчас я увезу свою невесту к себе, пусть посмотрит на мои хоромы, познакомится, так сказать, если вы не возражаете.
Симона, не сказавшая до сих пор ни слова, кинулась нас целовать, набросила кофточку и ушла с ними.
Через неделю сыграли весёлую свадьбу, и вскоре Симона переселилась к мужу.
На майские праздники я поехала к Даше в гости, она уже столько раз меня приглашала, что на сей раз я не отказалась. Даша собиралась меня познакомить со своим мальчиком. Предчувствия её не обманули, он вернулся из армии и ещё летом они начали встречаться. Приехав во Львов, тут же подключились к подготовке праздничного стола. Отмечать должны были у каких-то Дашиных друзей в складчину. Во второй половине дня приехал её парень. Высокий, худенький, чёрные кудрявые волосы, очки и длиненький носик сразу выдавали в нём еврея. Даша представила его:
— Кацалик, а это — моя подруга Ася.
— Как, как? — переспросила я, не поняв, это имя или фамилия.
— Алик, Кац. Алекс, — отчеканил юноша и обаятельно улыбнулся.
Запаковав продукты и напитки в большую сумку, мы отправились праздновать. Оказалось, что вечеринка будет проходить в соседнем доме, только подниматься пришлось на высокий пятый этаж. Дверь открыл молодой мужчина. Соломенные волосы, подстриженные «под горшок», такого же цвета усы подковой спускались ниже подбородка — типичный Хома.[5]