Предложенный механизм для разрешения этой так называемой сильной
Но когда мы смотрим на Стандартную модель, нас раздражают не только числа. Еще три непонятных поколения фермионов и три калибровочных симметрии. Разве не было бы гораздо милее, если бы электрослабое и сильное взаимодействия могли быть объединены, образуя теорию Великого объединения или, еще лучше, суперсимметричную теорию Великого объединения? (Подробнее об этом в седьмой главе.)
А еще, конечно же, у нас есть претензии к согласованной космологической модели. Здесь у нас тоже полно необъяснимых чисел. Почему количество темной энергии именно такое? Почему темной материи впятеро больше, чем обычного вещества? И что же это все-таки такое – темная материя и темная энергия? В согласованной космологической модели мы лишь описываем их макроскопическое поведение, а микроскопические их свойства не играют никакой роли. Есть ли у них вообще микроскопические свойства? Сделаны ли темные энергия и материя из чего-то? И если да, то из чего? (Мы обсудим это в девятой главе.)
Далее, есть проблемы с объединением согласованной космологической модели со Стандартной моделью. Сила гравитационного притяжения между элементарными частицами чрезвычайно мала по сравнению с другими взаимодействиями. Так, например, отношение сил гравитационного и электрического притяжения между электроном и протоном равно примерно 10–40
. Еще одно необъяснимо маленькое число, иллюстрирующее «проблему иерархии».Что еще хуже, общая теория относительности отказывается слаженно объединиться со Стандартной моделью, вот почему физики уже восемьдесят лет пытаются разработать квантованную версию гравитации – теорию «квантовой гравитации». В идеале они хотели бы также срастить квантовую гравитацию со всеми остальными взаимодействиями – создать «теорию всего». (К этому мы вернемся в восьмой главе.)
Ну и наконец, даже если бы мы разрешили все эти проблемы, то все равно продолжали бы жаловаться – обвиняя квантовую механику (это тема шестой главы).
Эти проблемы известны уже по меньшей мере двадцать лет, и ни одна из них сегодня не близка к разрешению. Частично отсутствие прогресса объясняется тем, что сложнее становится затевать (и финансировать) новые эксперименты – все простые уже проведены. Такое замедление вполне предсказуемо для зрелой области исследований.
Однако, как мы видели, у теоретиков нет недостатка в загадках даже и без всяких новых экспериментов. Так, большинство моих коллег верят, что перечисленные выше проблемы возможно решить на чисто теоретических основаниях. Просто им это еще не удалось. Поэтому прогресс в теории замедлился, и почти по тем же причинам, по которым трудно разжиться новыми результатами экспериментов: простые шаги все уже сделаны.
Всякий раз, как мы разрешаем какую-то проблему, становится все труднее изменить что-либо в действующих теориях, не переформулируя вопросы, ответы на которые нами уже получены прежде. И поэтому фундаментальные законы природы, известные нам сейчас, кажутся неизбежными следствиями прошлых достижений. Эту неизбывность существующих теорий часто называют «жесткостью». Она порождает в нас надежду, что мы уже знаем все необходимое для того, чтобы отыскать более фундаментальную теорию, – и что нашей сообразительности будет достаточно, чтобы эту теорию нащупать.
Двоякая ситуация. С одной стороны, жесткость желательна, поскольку сигнализирует: теория близка к тому, чтобы единственным образом, идеально подладиться под наши наблюдательные данные. Но с другой стороны, жесткость означает, что мы зашли в тупик и должны пересмотреть долго решавшиеся проблемы, ища не изведанный прежде путь.
«Проще говоря, – продолжает Нима, перефразируя сказанное им ранее, – то, что у нас есть и теория относительности, и квантовая механика, – это очень сильное ограничение. Думаю, мало кто это осознает: и теория относительности, и квантовая механика обе неслыханно – неслыханно! – ограничивают вас в том, что вы можете сделать. Жесткость и неминуемость, вне всяких сомнений, важнее всего. Называйте их как хотите, но для меня это замена красоты».
«Но почему у нас вообще есть симметрии? Квантовые поля? Искривленное пространство-время?» – спрашиваю я, перечисляя некоторые привычные математические допущения.