«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война

Под п. 3 германский генконсул в Данциге сообщал о намерении Варшавы разыграть и „украинскую карту“, что было протрактовано им как выбор Польши „в пользу явной наступательной позиции против Востока“. Т. е. против СССР. Дескать, по мнению польского руководства, нужно „ожидать рано или поздно насильственных перемен“ относительно Советского Союза, „и к такому случаю — будь то вооруженный конфликт между Москвой и Берлином или новый революционный хаос в России — хотят подготовиться“. А подготовиться следующим образом: „в дальнейшем украинские элементы в Польше следует использовать как ядро националистической украинской пропаганды, направленной против Советов и выступающей за создание самостоятельного украинского государства, сотрудничающего с Польшей в рамках федерации“.

„Какая из украинских групп в Польше выдвинется при этом на первый план, пока еще не ясно, — писал Янсон. — По всей вероятности, на Волыни и в Полесье будут действовать через границу, энергично, пуская в ход средства православной церкви (в духе подвергавшейся до сих пор нападкам прорусской комиссии), в то время как восточно-галицийских интеллигентов из кругов UNDO (Украинское Народно-Демократическое Объединение (УНДО). — С. Л.) и украинских социалистов будут направлять в духе демократических и национально-радикальных лозунгов. Это соответственно относится и к белорусам“.

Мимо польского внимания не прошла и Латвия, где имелось польское меньшинство, особенно многочисленное в районе Даугавпилса (бывшего Двинска). И хотя поляки предвидели столкновение в ней с интересами Германии, но, отмечал германский генконсул в Данциге, такого рода противоречия можно преодолеть при условии, „если на первый план будет выдвинут общий большевистский противник“[461].

Отчасти эти планы использования нацменьшинств в качестве „политического оружия“ были реализованы (Чехословакия, Литва). Но задействовать этот инструментарий на полную силу поляки попросту не успели. Развернуться не дал тот, кому они так стремились подражать, — Гитлер, поставивший перед Варшавой проблемы Данцига, „польского коридора“ и немецкого меньшинства уже осенью 1938 г. Но это будет чуть позже, а тогда поляки пребывали в полной уверенности, что им ничего не грозит.

Ничьих ни советов, ни просьб прекратить подыгрывать Гитлеру, развивая национальную тему, они и слушать не хотели. Даже когда к ним обращались французы — формально союзники Польши.

В конце мая 1938-го длительную беседу с польским послом во Франции Лукасевичем имел глава французского МИД Бонне. Разговор касался широкого спектра проблем, которые в тот момент стояли на повестке дня европейской политики. Основное внимание, конечно же, было уделено агрессии Гитлера и кризису вокруг Чехословакии. И о чем бы ни шла речь, Бонне в ходе беседы неизменно (четырежды!) возвращался к обыгрыванию поляками темы с положением нацменьшинств в ЧСР.

В начале разговора, ознакомив Лукасевича с мнением французского генштаба относительно того, что занятие немцами Чехословакии коренным образом изменит стратегическое положение в Европе, что опасно как для Франции, так и для Польши, Бонне пытался увещевать поляков, что проблема нацменьшинств — лишь удобный предлог для Гитлера развивать свои экспансионистские действия, и разрешение этого вопроса в соответствии с германскими требованиями приведет к укреплению военно-стратегических позиций Германии. И исходя только из одного этого соображения Варшаве следовало бы хорошенько подумать — следует ли ей раздувать вопрос польского меньшинства в Чехословакии, работая на далеко идущие планы Гитлера.

В частности, глава внешнеполитического ведомства Франции указывал: „хотя немецко-чешский конфликт и вызван вопросом о немецком меньшинстве, однако, анализируя этот конфликт, необходимо смотреть дальше проблемы меньшинства и понять, что здесь дело идет о сохранении мира и об обуздании опасной немецкой экспансии в Средней Европе“.

Обращал внимание Бонне и на то, что у Польши такие же проблемы с нацменьшинствами. И что с этой точки зрения Варшаве не следовало бы сеять этот ветер, чтобы не пожать впоследствии бурю. Лукасевич напишет в своем донесении Беку 27 мая 1938-го: „Существует много проблем нацменьшинства, — заметил мой собеседник, (т. е. Бонне. — С. Л.) — Сегодня мы занимаемся одними, в будущем будем заниматься другими“. Это был косвенный, как я полагаю, лишенный злобы намек на наши проблемы национальных меньшинств».

Польский посол сделал вид, что намеков не понял, а все прочие резоны и призывы, в частности, заглянуть чуть дальше своего носа и подумать, каким образом расчленение Чехословакии (а оно происходило под тем же соусом «защиты прав нацменьшинств») скажется на военно-стратегической ситуации, пропустил мимо ушей.