Урок

Когда было около десяти часов, — вернулись к дому. На веранде все уже были в сборе. Ольга Павловна спросила Константина Ивановича, как он спал. Против как и вчера сидела Дина, и поэтому он ответил, что парк ему очень понравился. Дина была одета в прозрачную кофточку, и видно было, что она без корсета.

Дыхание Константина Ивановича само собою стало учащаться. Было приятно пить почти холодный кофе, каждый глоток промачивал горло. Стараясь подавить волнение, он думал:

«Неужели моё сердце сейчас бьётся сильнее только потому, что я вижу, как она дивно сложена? Не может этого быть, не должно этого быть… Люблю, и потому не могу видеть её спокойно. А что такое любовь?..»

Было воскресенье, и барышни в этот день не занимались. После чая Ольга Павловна, Дина и Леночка повели Константина Ивановича ещё раз осматривать усадьбу и все её достопримечательности.

Побывали в конюшне, видели там каракового Мамая, на котором ездила верхом Дина, видели Арабчика, потом зашли в каретный сарай, оттуда на скотный двор и наконец в избу к птичнице. Здесь было так много мух, что стены казались чёрными, и все рамы в окнах были не отворяющиеся и без форточек.

Леночка представила Федьку, сына птичницы, высокого мальчика с удивлёнными серыми глазами, одетого в очень грязную рубаху. Все поочерёдно стали его экзаменовать, и оказалось, что Федька действительно помнит, в какой день празднуется память какого святого, от января и до августа.

— А ведь ему ещё и двенадцати лет нет, — сказала Ольга Павловна.

— Да… — ответил Константин Иванович.

Во дворе навстречу им прибежал Томка. Работая своими кривыми лапами, он обнюхивал Константина Ивановича.

— Не бойтесь, он не укусит, — сказала Леночка, — он только кошек душит.

Потом прошли к пруду и хотели покататься на лодке, но в ней оказалась вода и мокрая солома, недоставало и одного весла.

Ольга Павловна увидала садовника и стала его спрашивать, почему в лодке грязно; к ней подбежала и Лена.

— Скажите, здесь в Знаменском вы хорошо себя чувствуете, — лучше, чем в городе? — спросил Константин Иванович Дину.

— Да, здесь лучше.

— Почему лучше?

— Как вам сказать! Во-первых, здесь мы занимаемся меньше. Затем можно ездить верхом и гулять одним. Ну… ну, ещё фруктов много бывает.

— Ну, а как вам нравятся крестьяне? Я их совсем не знаю.

— Я тоже их мало знаю. Иногда они бывают очень злые, вот замучили конокрада, говорят руки ему переломали. Бабы — те лучше, только глупые- глупые, — они часто приходят к маме лечиться. Я тоже помогаю и объясняю, как нужно принимать лекарство, и всё-таки они ничего не понимают; одна мазь съела…

— Вы бы могли быть женщиной-врачом?

— Нет, я боюсь крови и грязи.

Опять подбежала Леночка, и при ней Константин Иванович почему-то не мог продолжать разговора с Диной.

День окончился без всяких замечательных происшествий. Вечером много говорили с Кальнишевским о конокраде и не могли столковаться во мнениях.

— Нужно как можно больше школ, и школ настоящих, хороших, земских, — говорил Кальнишевский.

— Одни школы не помогут. Нужно не только учить, но ещё и воспитывать в человеке человека…

Спор ничем не кончился. Потушили свечу в четверть третьего ночи. И мухи, которых при огне не было заметно, вдруг загудели. Запел где-то комар.

XVI

Засыпая, Константин Иванович думал о Дине: «Завтра мы с нею поговорим много и хорошо»… Снилось что-то приятное, была там и Дина. Потом представились почему-то экзамены на аттестат зрелости, и пел ещё какой-то красивый голос. Не хотелось даже просыпаться.

Он полежал с открытыми глазами, потом тихонько, чтобы не разбудить Кальнишевского, оделся и вышел. День наступил серенький, прохладный. В доме ещё везде были спущены шторы. Константин Иванович пошёл по дорожке ко двору и, облокотившись на калитку, смотреть туда.

Кузьма повёл лошадей к колодцу. Коровница и девчонка, в очень длинной юбке, понесли из сарая молоко, в двух металлических вёдрах. Возле насыпанного из земли погреба ходили куры. Сбоку выскочил Томка и бросился на них. Послышалось кудахтанье, и куры, теряя перья, бросились в разные стороны. Один только петух остался на месте, издал неопределённый резкий звук и хотел было клюнуть Томку в глаз, но после нового нападения бросился бежать, широко расставляя ноги.

— Уж я тебя, подлец, уж я тебя!.. — закричала из кухонной двери птичница.

Томка повернул голову направо, налево и спокойно, переваливаясь на своих кривых лапах, ушёл за погреб.

Наплыла тучка, и всё небо нахмурилось. По листьям вяза, росшего возле самого забора, затарахтели всё чаще и чаще дождевые капли. Константин Иванович укрылся под его ветвями. Скоро закапало и на фуражку, и за шею. Из водосточной трубы на углу дома вдруг вылетело несколько соломинок, комок грязи, и сейчас же запрыгала серая, дрожащая струя воды.

Константин Иванович поднял воротник тужурки и скорым шагом вернулся во флигель.

— Что, брат, подмочило? — спросил уже сидевший на кровати Кальнишевский.

— Немножко.