Урок

Володя Щербаков, студент второго курса Авиационного института, жил, отдыхал у матери в родных Меленках на Владимирщине. Меленки — не поймешь, небольшой город или большая деревня; административно это районный центр. Володя вечером пошел на танцы, познакомился там с девушкой и с нею возвращался. А девушка жила не в самих Меленках, а рядом, в рабочем поселке; на дороге к поселку все и разыгралось.

Их догнали незнакомые ребята, которые тоже были на танцах, шесть человек, буйные и пьяные. Обложили тяжелым матом.

Никто из них во время танцев ни к Щербакову, ни к девушке не подходил, но сейчас, на пустынной дороге, они потребовали, чтобы Володя возвращался в Меленки, убирался подальше и больше с «чужими» не гулял. Особенно хамил Алексей Маркин, шестнадцатилетний, но тянущий на зрелого мужика похабной речью и крупным телом, — собственно говоря, единственный в компании, кого девушка узнала как соседа по улице, остальных, тоже беснующихся, она видела первый раз в жизни.

Эти остальные, пятеро, окружили ее, оторвали от Щербакова, и она увидела, как Маркин сильно ударил Володю в лицо.

Щербаков не ответил. Хотя, если посмотреть иначе, истинно человечески, то он именно ответил. Он не ответил ударом на удар, но ответил попыткой остановить разумом безрассудное бешенство.

— Хотя ты меня и ударил, — ответил он Маркину, упрямо шевеля разбитыми губами, — но я не трону тебя и пальцем, — и он поднял и показал не палец, конечно, а большие руки, — потому что не хочу изломать наши жизни…

В общем, как говорится в писании, подставил и левую щеку. Маркин и по девой ударил. С еще большей силой.

Нет, Володя Щербаков баптистом не был. Но кулачной удали не любил с детства и с возрастом в нелюбви этой утверждался все убежденнее. Хотя и вырос он в деревне, где нередко дерутся не только в сердцах, но и потехи ради, особенно дети, и не обидел его бог телесной силой, и с отрочества мечталось ему стать военным летчиком, что мало соответствует доктрине непротивления злу насилием, но вот жило в нем необоримое отвращение к кулачным делам.

Маркин ударил и по левой. Девушка закричала, кинулась с силой к Щербакову; за ней, обгоняя ее, побежал один из компании — Самойлов.

Последнее, что помнит Щербаков, — молниеносный жест Маркина, расстегивающего, выхватывающего, наматывающего на руку ремень, и потом нестерпимую острую боль в затылке… Девушка помнит себя, заслоняющую Щербакова. Самойлов помнит, что он отшвырнул Щербакова и тот упал навзничь…

Компания уходила, и девушка склонилась над ним. Он лежал лицом вверх, неподвижно, без сознания, потом очнулся, попытался улыбнуться, поднялся с большим усилием, и уже не он с нею, а она с ним пошла обратно в Меленки. По дороге он успокаивал ее, даже шутил. Она довела его до дома только к ночи, а утром ему стало хуже, болела голова, тошнило, он пошел с матерью в больницу, там его оставили. В истории болезни записали: рваная рана (2 сантиметра на 1), сотрясение мозга — и определили это повреждение как легкое, пообещав Володе, что через несколько дней он выздоровеет Но из больницы он выписался только через месяц, и после выписки стало ему совсем худо: шатало, мутило, не жилось… Он обратился в областную больницу, его осмотрели, уложили опять и повреждение определили уже не как легкое, а как менее тяжкое (да извинит меня читатель за несколько неуклюжий юридический термин), установив ушиб головного мозга. Выйдя из больницы, Володя начал усердно лечиться, потому что хотел жить, летать. Он зачастил в аптеки… Лишь поздней осенью с усилием выбрался в лес и долго не мог понять, почему в лесу ему не по себе. Будто бы недостает чего-то истинно лесного. А когда стал догадываться — не поверил, и опять пошел в больницу. Там установили: он навсегда утратил обоняние.