Урок анатомии. Пражская оргия

— Это очень страшно, Рики. Никаких плодов не приносит. Как раз сегодня утром я жаловался своему психоаналитику, что это бесконечный процесс. Иногда, между одной сессией и другой, я даже не понимаю, что я получаю за свои деньги. А это сто долларов за сессию. Больше тысячи шестисот долларов в месяц. Дорого. Но моя жена — очень консервативная женщина, она так хочет, и я хожу. Это моя четвертая жена. Она консерватор, и мы с ней все время ругаемся. Она считает порнографию занятием для подростков. Я ей говорю: «Ну да, это так. И что с того?» Она считает, это ниже моего достоинства. Говорит, что я засунул себя в личность, которая мне тесна. Каким великим человеком я стал бы, стань я кем-то еще. Вот что у нее и у психоаналитика на уме. По правде говоря, я и сам подустал от порнографии. В этом есть много компульсивного, и я это понимаю. Мне немного надоело говорить о лизании пиписек, сосании членов и о том, у кого хер больше. И я частенько устаю от судебных тяжб. Устал от прений. Мне все труднее отчаянно бороться за право людей смотреть, как другие трахаются: ведь если кто-то хочет, зачем запрещать? Все остальное дерьмо в открытом доступе, а тут в чем дело? Психоаналитик мне говорит: «Почему вы так стараетесь быть неприемлемым?» Разве? Я не неприемлем для читателей «Давай по-быстрому». Я не неприемлем для тех несчастных м****ов, которые хотят сходить на порнофильм и подрочить. Я не неприемлем для людей, приходящих в «Миллениум Милтона II». Я не хочу сказать, что можно явиться ко мне домой, швырнуть телку на пол и оттрахать ее. Я никогда не говорил, что можно трахать всех, кого захочешь. Такие слова вложили мне в уста суки фашистки-феминистки, они ненавидели своих отцов, а теперь ненавидят меня. Но я никогда так не считал. Всё — по взаимному согласию, каждая женщина приходит с мужчиной, он ее сопровождает внутрь. Но тут же приходится исключить девяносто процентов людей, которые говорят: «Ой, я таким не занимаюсь!» Ну а если приспичило, если кто-то хочет, чтобы ты их трахнул, ты их трахаешь. Лучшие цены в Нью-Йорке. Тридцать пять долларов для пары. В цену входят ужин с танцами, и остаться можно до четырех утра. На дискотеке в Нью-Йорке ты платишь двадцать пять долларов только за то, чтобы туда попасть. В «Милтоне» за тридцать пять долларов ты получаешь комнату, получаешь еду, и весь вечер твой. И у нас безопасно. Мы открылись снова полтора года назад, и за все время — ни одной драки. Назовите бар в Чикаго, где полтора года не было драк. Чтобы драться там за женщину, это надо совсем с катушек съехать. Дерешься, когда на тебя давят, когда тебя отвергают. В «Милтоне» ты всегда с женщиной, ты там потому, что ты с женщиной, так что хочешь — смотри и дрочи, или трахай женщину, которую привел, или же можешь поменяться партнерами с другой парой, если все друг другу понравились. У нас есть маленькие комнаты для тех, кто предпочитает трахаться наедине, есть зал для оргий с зеркальной стеной и баром. Конечно, в каком-то смысле это скучно — ну, сто человек трахаются, и что? Я и не говорю, что это по высшему разряду. Есть люди из Джерси и из Квинса. Любители изыска в «Милтон» не ходят, разве что посмотреть. Настоящие свингеры, из самых привлекательных, развлекаются частным образом, на вечеринках в калифорнийском стиле. В «Милтоне» люди милые, простые — своего рода средний класс. Знаете, сколько из них приходит именно трахаться?

— Нет, сэр.

— Попробуйте догадаться.

— Я лучше сосредоточусь на дороге, сэр. Движение плотное.