Урок кириллицы

…Я отложил книгу и потер рукой утомленные глаза. «Надо же… Казалось бы, обыкновенная азбука, а в ней — чуть ли не моральный кодекс строителя коммунизма!» Я хотя и подозревал подобное, но не думал, что закодированная в славянских буквах информация имеет такой осмысленно-стройный вид. Не зря, выходит, потратил тридцатник на книгу.

Я приподнял голову над диваном и выглянул в окно. На улице за это время совершенно стемнело. Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла собой город так, что исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды… Пропал великий город, как будто никогда и не существовал на свете, а был только выдумкой забытого сочинителя, цитатой из чужой книги. Все пожрала тьма…

Впрочем, насчет Средиземного моря я могу запросто ошибаться, и тьма может приходить в столицу откуда ей только заблагорассудится, хоть и из самих кремлевских коридоров. (Хотя она так же, как и средиземноморская, способна поглотить в себе навеки не только всё перечисленное выше, но и намного более того, в чем уже не раз на протяжении сумбурной российской истории убеждались живущие в этом мифическом городе…)

Отвернувшись от созерцания заоконной черноты, я хотел было продолжить чтение заинтересовавшей меня книги, но в эту минуту в прихожей зазвонил телефон, и поскольку Панкратия Аристарховича дома в это время не было, то пришлось вставать и идти снимать трубку.

— Привет! — грянул мне в ухо жизнерадостный голос Бориса. — Как продвигается изучение моих опусов? Не стошнило?

— Считай, что тебе повезло — я до них ещё не добрался. Мне тут попала в руки удивительная книга о древнерусской азбуке. Помнишь тот разговор у тебя в квартире насчет языка, как Божьего Замысла о народе? Так вот она об этом же, но гораздо глубже.

— Если ты этим серьезно увлекся, то я могу к тебе заехать с друзьями, которые этим вопросом давно занимаются, — нисколько не обидевшись на мое невнимание к его рукописи, предложил Таракьянц. — Завтра, наверное, не смогу, а вот послезавтра, если ты никуда не уйдешь, мы приедем. Устраивает?

— А куда я уйду с таким фингалом и без регистрации? К тому же — мне все равно надо сидеть дома и ждать звонков из фирм, где я позаполнял анкеты…

И покалякав ещё несколько минут о том, о сем, я вернулся к своему дивану и, с сожалением поглядев на ожидающую меня на тумбочке книгу о кириллице, пересилил себя и взял в руки загнувшуюся на уголках Борькину рукопись.

Глава Р (100)

«РЦЫ лебеди роспужени», — гласило название первой части будущей Таракьянцевой книги.

«Ну и назвал бы по-нормальному — „Крики диких лебедей“, — подумал я, вспоминая свое любимое „Слово о полку Игореве“, откуда было взято это выражение. Там с лебяжьими криками сравнивались скрипящие в ночной тишине телеги разъезжающихся по Степи половцев: „Крычать телегы полунощи — рцы лебеди роспужени“.»

В начале книги шло несколько небольших стихотворений в духе прочитанного им тогда у себя в квартире «Брандограя» и небольшая экспериментальная поэма, состоящая из набора вроде бы абсолютно самостоятельных, но выстраивающихся в некое целостное эволюционное полотно слов, сквозь которые солнечно просвечивали солярные символы «стольников»:

до100яние и100рии

поэма-о100в