Урок возмездия

Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я снова могу открыть книгу и переключить свое внимание с двери на текст. Без сомнения, чтение книг про убийства в одиночестве в старом доме – это половина моей проблемы. Невозможно не вздрагивать при каждом скрипе и ударе, когда ты с головой погрузилась в историю, в которой много преступлений, совершенных в библиотеке.

День перетекает в вечер. Мне бы нужно зажечь больше ламп и долить чаю в кухне, но я заканчиваю книгу.

И только я переворачиваю последнюю страницу, как снова: бух.

А потом, почти одновременно с ударом, над моей головой по полу медленно начинают тащить что-то тяжелое.

На этот раз я действую без колебаний.

Я поднимаюсь на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки, и, пройдя полпути по коридору, осознаю, что дверь в комнату Алекс открыта. К горлу подступает тошнота. Нет… нет…

Но вот я останавливаюсь перед комнатой Алекс и понимаю, что дело не в привидении.

За письменным столом Алекс сидит девушка, стройная, черноволосая, с авторучкой в руке. Она одета в свободный клетчатый блейзер с серебряными запонками. Я вижу ее первый раз в жизни.

Она отрывается от своего письма – и наши взгляды встречаются. Ее глаза серые, цвета январского неба.

– Вы кто? – Слова вылетают из меня все разом, выходит резко и агрессивно. – Что вы здесь делаете?

Комната обитаема. Кровать заправлена. На подоконнике – растения. На комоде – стопка книг.

Эта девушка не Алекс, но она в комнате Алекс. Она – в комнате Алекс и смотрит на меня так, словно я пришла с улицы, вся заляпанная помоями.

Она кладет ручку и говорит:

– Я живу здесь. – У нее низкий, тягучий голос.

Несколько секунд мы изучающе смотрим друг на друга, я ощущаю напряжение в груди. Девушка же спокойна и неподвижна, словно вода в пруду. Я в замешательстве. Я все жду, что она спросит: «Зачем вы здесь?» – вернет мне, незваной гостье, мой вопрос, – но она молчит.

Она ждет, когда я начну говорить. Формат для разговора найти проще простого: знакомство, непринужденная светская беседа, вопросы из вежливости о месте жительства и интересах. Но, сжав зубы, я молчу.

Наконец, она поднимается с места, царапнув ножками стула по твердым доскам пола, и закрывает у меня перед носом дверь.

Глава 2

Девушка в комнате Алекс не призрак, но вполне могла бы им быть.

В этот день мы больше не разговариваем; дверь в комнату Алекс остается закрытой, о присутствии новой постоялицы свидетельствуют лишь случайный скрип половиц да грязная кофейная кружка, оставленная на кухонном столе. В полдень я замечаю ту девушку на крыльце, одетую в костюм из жатого ситца, сидящую в кресле-качалке с сигаретой в одной руке и книгой «Орикс и Коростель» в другой.

Я делю свое время между спальней и комнатой отдыха, лишь однажды отважившись выбраться в столовую факультета, набрать в коробку еды и сбежать обратно в Годвин-хаус; нет ничего хуже, чем пытаться поесть в то время, как все преподаватели английского языка подходят ко мне, чтобы напомнить о том, как они виноваты, как мне, должно быть, трудно и какая же я молодец, что вернулась после всего, что произошло.

Если я буду передвигаться маршрутом «спальня – комната отдыха, комната отдыха – спальня», может быть, стужа не настигнет меня.

По крайней мере я себя в этом убеждаю. Но в итоге избежать этого не получается.

Это происходит, когда я нахожусь в читальном уголке. Я свернулась калачиком на сиденье у окна в конце коридора на первом этаже, сбросив туфли и засунув ноги в носках между подушками, рядом с которыми сложены стопкой книги для летнего чтения из списка доктора Уайатт. Мои веки тяжелеют, я напрасно изо всех сил стараюсь удержать взгляд на странице. Несмотря на то что день в разгаре, я зажигаю свечи; огоньки колеблются и мерцают, отражаясь в стекле окна.

«На минуточку, – думаю я. – Я прикрою глаза только на минуточку».

Сон, словно подземные воды, обволакивает меня. Темнота тянет меня в глубину.

А после я снова оказываюсь на горе. Руки в перчатках успевают онеметь, пока я цепляюсь за этот жалкий выступ. Я продолжаю думать о темной воде, заполняющей мои легкие. О теле Алекс, разбившемся о камни.

Сугроб подо мной больше не смещается. Я сажусь на него легко, как насекомое, и сижу неподвижно. Если пошевелюсь, гора задрожит и избавится от меня.

Если я не буду шевелиться, я умру здесь.

– Так умри же, – говорит Алекс, и я, вздрогнув, просыпаюсь.

В коридоре уже темно. Высокие окна глазеют на темный лес, свечи погасли. Слышно только мое дыхание, тяжелое и прерывистое. Оно вырывается с шумом – болезненное, словно я все еще очень высоко над землей.