Урок возмездия

– Я этого не знала. – Понятно, что кто-то всегда должен быть первым, но мне никогда не приходило в голову, насколько все было прагматично и что, наверное, бабушка Леони чувствовала себя не как желанная гостья, а как боец на линии фронта.

Леони кивает, крутит кольцо с печаткой на мизинце.

– Я здесь благодаря ей. Думаю, Томасин и Пенелопа тоже.

Пару секунд я вспоминаю этих девушек: Томасин – на втором курсе, а Пенелопа – на первом. Обе чернокожие.

– Вас здесь только трое, – удивленно говорю я и немедленно краснею. – Извини. Глупость сказала.

– В общем-то нет. – Леони перестает вертеть кольцо, опирается руками о камень и отклоняется назад так, что может поднять лицо к звездному небу. – Ты права. Нас трое. Моя бабушка очень гордилась тем, что окончила эту школу.

– Жаль, что она больна. Не могу себе представить… – И это правда; я никогда не знала своих бабушек и дедушек. Моя мать не говорила о них, и они никогда не трудились связаться с нами.

Леони взглянула на меня. Огонь отразился в ее темных глазах, как миллионы разбитых алмазов.

– Я обнаружила, что моя бабушка знала всех великих писателей Гарлемского Ренессанса, с самого начала. Зора Ниэл Хёрстон, Анна Спенсер… Она никогда не упоминала о них. До того, как начала умирать. А сейчас может быть слишком поздно.

Она прикусывает нижнюю губу. Хотелось бы мне знать ее достаточно хорошо, чтобы подойти и взять ее за руку, но мы в основном общались под присмотром Эллис. Я знаю только ту Леони, которую хочет видеть Эллис.

Нужно подумать, как это исправить.

– Все равно, – вдруг говорит Леони, – я собираюсь записать ее рассказы, пока буду дома. С помощью Каджал. Я хочу, чтобы обязательно было что-то вроде архива, понимаешь?

– Я считаю, это чудесная идея, – говорю я, улыбаясь, искренне восхищаясь Леони. И я завидую ей. В моей семье вообще никто не интересуется литературой. Моя мать смотрит на мое увлечение книгами с тем же недоумением, с каким она относилась к моему прежнему увлечению бегом – хобби можно упомянуть в вежливом разговоре, но заниматься им постоянно, в конце концов, не обязательно.

Если бы моя мать узнала, что я хочу изучать английский язык в колледже, что надеюсь однажды стать профессором словесности, она умерла бы от такого вопиющего позора. Светской львице нет нужды работать, она, фактически, и не обязана этого делать.

– Я рада, что мы решили начать это, – говорю я после долгой паузы. – Я про «Ночные перелеты». Эллис считает, что это поможет ей написать книгу, так что…

Леони смеется.

– О. Верно, да. Это так глупо, правда? Обряды, все это так театрально. Хуже всего с ковеном Марджери – у меня ушла куча времени, чтобы избавиться от козлиной вони на одежде. Но это весело. Не должно быть, но это так.

Да. Весело.

Может быть, любить все это нормально. Может быть, хорошо находить комфорт во тьме, пока я не даю себе зайти слишком далеко.

И я ничего не могу с собой поделать. Я должна знать. Я должна узнать, знает ли Леони. Я облизываю губы и начинаю:

– Послушай, Леони, насчет ковена Марджери…

Но Леони обрывает меня, хватает меня за запястье и указывает на поляну:

– Смотри.

В лесу возникает огонек, он прыгает среди деревьев; в конце концов, лес выпускает Клару из своих объятий в поле нашего зрения. Она закутана во что-то похожее на два балахона, луч фонарика трясется в такт ее крупной дрожи.

– Ты шла пешком? – ужасаюсь я.

– Как еще я добралась бы сюда?

– На велосипеде, – одновременно сказали мы с Леони и переглянулись.

Клара корчит гримасу и подходит к костру с другой стороны, потирая руки и очевидно не желая сидеть на мокрой траве.

И вот на дальнем конце поля появляется свет фар – там, должно быть, дорога, я пропустила ее на карте. Колымага переваливает через холм и останавливается в двадцати футах от нас, двигатель работает еще целых десять-пятнадцать секунд, прежде чем заглохнуть. Я бы беспокоилась о том, что кто-то может приехать сюда среди ночи, если бы не была совершенно уверена, что вероятность найти нас здесь, в глухом месте, наугад выбранном мною, равна почти нулю.

Я не признаю в машине грузовичок Эллис, пока она не появляется со стороны водителя, одетая в сапоги для верховой езды и дубленку. Она шагает по промерзшей земле без фонаря; когда она подходит довольно близко, я понимаю, что она даже не надела перчатки.

Эллис не говорит ни слова о Каджал, да и вообще ни о чем, если уж на то пошло. Когда она подходит, то останавливается между мной и Кларой так, что огонь оставляет ее лицо наполовину в тени.

– Кого вызываем на этот раз? – спрашивает Клара. – Сильвию Плат?

Эллис отрицательно качает головой.

– За это отвечает Фелисити. Я думаю, что у нее свое решение. Да, Фелисити?

Я киваю и, наконец, поднимаюсь на ноги, а затем смахиваю кусочки коры и папоротника, прилипшие к юбке.

– Прогуляемся, – сообщаю я им, забрасывая костер влажными листьями. – Пошли.