– Боже мой! И с каких это пор ты заговорил в пользу хороших манер? Это же пережитки и удел чванливой знати, такой, как я!
– Однако и у нас в балаганчике существует слово "нельзя"! Я и не предполагал, что "чванливая знать" позволяет себе такое!
– Что я слышу! Ты в чем-то смеешь меня упрекать? – они были уже на крыльце, когда Джулиан остановился и резко развернулся лицом к мальчишке. Тот чуть было не налетел на него.
– Мне не в чем вас упрекать. Это не мое право, – буркнул себе под нос Венс, даже не глядя в глаза своему собеседнику.
В это время на улицу вышел чуть припозднившийся барон Поллен. Он странным взглядом посмотрел на своих гостей, видимо догадавшись, что они снова ругаются, но ничего не сказал по этому поводу. По его распоряжению им быстро приготовили трех свежих чистеньких накормленных лошадок, и они верхами покинули двор замка.
В воздухе разлился непривычный зимний холод. В Кэррисе начало зимы всегда было более злым в отношении морозов, чем сама зима. Снег покрывал обширные поля баронского поместья, словно роскошная кружевная тюль, – тонким хрупким сверкающим слоем, аккуратным, как движения художника, рисующего на полотне черты лица красавицы. Снегопад совсем недавно прекратился, но ветер остался, по-прежнему сильный и колючий.
И барон, и король угрюмо молчали, предавшись каждый своим мыслям, и Квентин не без злорадства поддерживал их в этом похвальном начинании еще и своим безмолвием. Издали заметив повозку какого-то крестьянина, Венс чуть поотстал. Он и без того старался ехать самым последним, а теперь повел свою лошадь чуть ли не шагом. Поравнявшись с господами, крестьянин приподнял шапку в знак приветствия и учтиво поклонился, не слезая с козел. Джулиан и Густав Поллен лишь на пару секунд отвлеклись на него и в следующую же минуту забыли о его существовании. Зато Квентину удалось нагнуться и прямо на ходу вручить мужику свою записку, шепнув пару коротких фраз:
– Балаганчик в Эш. Передайте Лике и Моне.
Легкий шорох слов унес ветер, бумажку – крестьянин в повозке. Все произошло настолько быстро, что этого никто не заметил.
Вскоре всем троим пришлось свернуть с утоптанной дороги и еще некоторое расстояние проехать по полю. Потом барон остановил своего коня и, спрыгнув на землю, провел по ней ногой, счищая снег. Показалась прямая линия. Она была очень тонкой (человеческими руками, даже с помощью всех известных инструментов, такую невозможно было сделать), аккуратной и сильно врезавшейся в землю. Джулиан тоже спустился с седла, чтобы получше рассмотреть ее. Рукой, затянутой в тонкую бархатную перчатку, он принялся счищать снег, чтобы проследить продолжение линии. Как выяснилось некоторое время спустя, полоса и вправду замыкалась в средних размеров треугольник. Дальше расчищать не стали, но барон уверял, что на совершенно одинаковом расстоянии друг от друга полукругом на поле нарисованы еще три точно таких же треугольника.
– Согласитесь, Ваше Величество, что это более чем похоже на какой-то колдовской знак, – взволнованным голосом говорил Густав Поллен. – Не дай Бог на нашу страну из-за него мор нападет! Ведьмаки да колдунишки это любят: стоит им замкнуть круг из этих треугольников – и все, пиши пропало, малой кровью от них уже не отделаешься. А помните… Да нет, вы вряд ли помните, слишком молоды, а я вот из детства запомнил, как мы одно время постоянно приносили жертвы этим негодяям. Они якобы обеспечивали нам защиту! Ха! Черта-с-два! Даром ели наш хлеб! Хорошо еще народ собрал силы и взбунтовался, а Его Величество, тогдашний король, поддержали…
Барон продолжал еще что-то говорить, видимо, вознаграждая себя за длительный период молчания, но Джулиан давно уже не слушал его.