Уроки гнева

— Они бы не только не смогли, но и не стали захватывать нас. — Сказал он тихо. — Если ты действительно знаешь историю, то должен помнить, что тастары не стремились к власти как таковой — им была нужна лишь безопасность. Человек может презреть безопасность ради зыбких миражей: власти, славы, любви, чести. ОНИ руководствуются лишь заключениями разума. Горько признаваться в этом, но они правили нами и всё ещё правят не только по праву сильных. За ними, кроме силы, стоит ещё мудрость. Мы дети рядом с ними, друг мой Айкем… глупые, непокорные дети, не знающие пользы своей.

— Ну, мы-то с тобой давно уже не дети.

— Да, — согласился седой. — Мы не дети, потому что они научили нас, как быть взрослыми. А вот Агиллари учили совсем не этому. Его учили помнить, ненавидеть и мстить. Он гонится за миражами… за химерами славы и справедливости, кровавыми изначально. Странно ли, что пролитая кровь отмечает его путь?

Рыцарь по имени Айкем упрямо тряхнул головой.

— Мы можем помочь ему стать взрослым!

— Можем. И даже научим, наверно. Но боюсь, что для наших учителей будет уже поздно.

Глава одиннадцатая

В некий день войска принца Агиллари, которого всё чаще звали королём и Справедливым, подошли к Столице. И Столица открыла ворота перед законным владыкой.

Толпы любителей поглазеть стиснулись на площади у ворот в одну большую бучу. Женщины и мужчины, подростки и старики, бедняки и люди вполне состоятельные — буча поглотила всех, смешала, растворила. Агиллари вступил в город, ожидая подвоха, но подвоха не было, и казалось, что плотный клин закованных в железо телохранителей пригодится лишь для того, чтобы продавить дорогу в людской массе.

…После даже люди Тайной службы не смогли узнать, кто закричал первым. Да и неважно это было, потому что спустя минуту кричали уже многие. Может быть — все. В этот момент горожане любили нового владыку и спешили выразить чувства способом простым и буйным. Столичные жители срывали с себя сдержанность, ценившуюся при тастарах, как пленник срывает постылые оковы.

Толпа забурлила. Телохранители быстро начали увязать в ней. Принц, сидевший в наспех украшенной повозке, поморщился, наклонился и сказал что-то человеку с полными скуки глазами. Выслушав, тот выкрикнул приказ, потерявшийся в общем шуме. Толпа не услышала его.

Зато услышали телохранители.

И потянули из ножен мечи.

Спустя ещё десять минут дорогу перед принцем Агиллари перестало преграждать что бы то ни было. В живом железном кольце, кое-где забрызганном красным, принц Равнин проследовал к цитадели и вошёл в неё без единой помехи. А следом за новым королём через городские ворота втягивалась в Столицу, тут же распадаясь на большие и малые отряды, нестройная лента вооружённых людей. Войско освободителей.

И пришедшая следом ночь, когда оно освободило Столицу от нелюдей-угнетателей, была пьяной. Была громкой. А ещё — горькой от дыма и красной от огня.

Но Агиллари в тёмной громаде цитадели был недоволен. Даже зол.

Красноглазые нелюди украли его победу и его месть, исчезнув из Столицы предыдущей ночью. Все до единого.

И неизвестно куда.

— Они тоже хотят жить, ваше величество.

— Я хочу, чтобы они сдохли!

Присутствующие мудро промолчали. Кроме неугомонного Итоллари.

— Как сказал один из красноглазых, умеряйте желания, дабы вошли они в гармонию с возможностями и принесли счастье.

— Я не буду счастливым, — прорычал Агиллари, шагая взад-вперёд, — пока не увижу голову Пламенного отдельно от тела! Проклятье!!

На этот раз даже младший принц не сказал ничего.

Вместо него подал голос Зверик.

Голос каэзга был низок и груб, звуки человеческой речи давались ему с огромным трудом. Если он желал высказать что-то непростое и длинное — даже Агиллари, его приёмный отец, не всегда мог понять его. Впрочем, обычно Зверик не утруждал себя долгими речами, а потому и с пониманием проблем не возникало.

В этот раз понять его было совсем просто.

— Убить! — преданный взгляд на принца. — Кого?

— Тише, — ответил тот питомцу. — Тише. Убить потом.

По комнате легчайшим ветерком пронёсся облегчённый вздох.

А потом полог в проёме отодвинула властная рука, и по комнате пронеслось дружное "ах!". Но прежде, чем кто-либо успел сказать что-то членораздельное, вошедший нашёл взглядом нового короля Равнин, склонился на одно колено и прижался лбом к выхваченному неведомо когда мечу.

Комната ожила. Или даже взорвалась.

— Серый! Клянусь чистым небом — Серый!

— Как он смог пройти…

— Убить сейчас?

Агиллари вскинул руку и раздельно произнёс:

— Тих-хо.

Стало тихо. Многие нервно покосились на Зверика. Король смотрел на Серого стража.

Люди Агиллари — те немногие, кого он действительно мог назвать своими людьми — перетряхнули всю цитадель и немалую часть города в поисках носящих серое, но не нашли никого… И вот один из искомых объявился сам. Своей волей.

— Кто ты? — спросил король в наступившем молчании.

Страж поднялся одним текучим движением. Никто, кроме разве каэзга с его неестественной реакцией, не успел заметить, в какой момент меч Серого вернулся в ножны.

— Моё имя — Моэр. Я был… капитаном Серой стражи, ваше величество.