Уроки ирокезского

– Проблема, дочь наша, в деньгах. Ты же прекрасно понимаешь, что такое деньги – так вот у нас их, считай, и нет. А одно рабочее место в промышленности – для именно профессионального рабочего – обходится в пять тысяч рублей, при том, что доходов с его работы – за вычетом амортизации оборудования, зарплаты, прочего всего – мы получаем меньше тысячи девятисот рублей. Проще говоря, если рабочий не будет ничего потреблять из произведенных им товаров, то в год мы можем увеличивать производство на тридцать семь процентов.

– Тридцать семь процентов от шести миллионов – это больше двух, так что…

– Да ничего не так, Мария Петровна – буквально взревел Слава. – Рабочие же, как Саша сказал, еще и потребляют! Причем товар для народа производит один рабочий, а потребляют его уже пятеро. Рабочих пятеро, а еще – трое железнодорожников, шоферов и полицейских, еще – ну это пока, и в размерах каждый незначительных, однако тем не менее – восемь солдат. Из пяти прочих рабочих один – это сейчас, без угроз войны новой, один – тоже работает исключительно на армию, а четверо строят новые станки или чинят старые. И в результате максимум, который чисто теоретически возможен, составляет около двадцати четырех процентов роста производства в год. Максимум, и чисто теоретически – а на практике мы пока и двадцати не добираем. Да что двадцати, это я очень погорячился, сейчас о двенадцатипроцентном приросте мечтать приходится, но мы, правда, не всю еще излишнюю военную промышленность на мирные дела перевели. И все это главным образом, среди всего прочего, и потому, что треть нынешних рабочих работать не умеют и не хотят уметь!

– Но вот мы заменим рабочих на умелых, и уже в следующем году…

– Маш, новые рабочие работу-то освоят, но на это тоже пара лет уйдет.

– Да, Мария Петровна, и по этой причине я и говорю о двенадцати процентах как о возможном именно достижении, – добавил Слава. Иосиф Виссарионович сидел молча, угрюмо на нас всех посматривая, а Сергеев то открывал рот, пытаясь что-то сказать, то закрывал его и смотрел на всех глазами затравленного кролика. Зуев, возглавивший полицию после ухода в МИД Штюрмера, и тоже приглашенный на совещание, поинтересовался:

– Александр Владимирович, я чего-то не совсем понимаю: если, как говорит Станислав Густавович, в год можно разве что двадцать процентов роста получить, то как мы за десять лет промышленность в двадцать раз подняли? Я уже не говорю и о всех дорогах железных, городах – мне кажется, что господин Струмилло-Петрашкевич ошибается в чем-то.

– Все верно, Нил Петрович, – немедленно откликнулся Слава, словно отметая подозрения в том, что он может ошибиться – просто Александр Владимирович за эти десять лет из своих средств вложил почти пятнадцать миллиардов американских долларов, франками да марками еще миллиарда четыре рублей. Да и рублями советскими миллиардов почти двадцать, а так – да, одно рабочее место как раз и стоит пять тысяч рублей, причем без учета вложений в инфраструктуру, то есть без дорог и городов.

Все на некоторое время замолчали, осознавая услышанное. То есть почти все и так знали многое из прозвучавшего, но как-то фрагментами, а Слава все сложил в ясно видимую фигуру.

– И в результате денег нет, а ты собираешься строить электростанции в Венесуэле! – внес элемент критики Африканыч. – Все тебе всяких папуасов облагодетельствовать!

– Зря ты, Нил, так про папуасов: они, между прочим, больше миллиона наших прокормом обеспечивают – я про Арафур говорю – обеспечивая тем самым четыре с лишним процента нашего бюджета. Но тут я совсем не о папуасах забочусь. Просто если Гомес начнет поставки алюминия в США, причем алюминия довольно дешевого, то сами американцы его производить не начнут в больших количествах. А электростанции в Венесуэле все равно будут наши, так что в случае чего янки просто без алюминия останутся.

– Политик… Ты лучше скажи, что нам делать?

Чего делать, чего делать… я не господь всеведущий. Десять лет промышленность развивалась "под армию", и развивалась, как верно отметил Слава, главным образом на заграничные денежки: рубли-то больше именно на "инфраструктуру" тратились. И что мы имеем теперь? Да, попутно было поднято и сельское хозяйство, да так поднято, что три четверти крестьян в стране просто не нужны, им делать нечего. То есть прокормить они себя могут – но и всё. А купить что-то сверх прокорма…