Уроки ирокезского

Да, до "времен изобилия товаров" в магазинах моего детства было еще довольно далеко, но когда в семье покупка новой кружки является небольшим праздником… Кстати, как раз с кружками стало чуть ли не лучше, чем в моем детстве: мелких "фаянсовых" предприятий дочь наша учредила как бы не пару сотен, и, хотя каждое выпускало лишь три-четыре наименования товара, любой хозмаг всегда имел в наличии несколько дюжин разных чашек и кружек, пару дюжин разных тарелок… оказалось, что бабушкин "свадебный" чайный сервиз выпускался еще Гарднером, и сейчас, выпускаемый уже Кузнецовым, так же считался чуть ли не главным подарком на свадьбу. Конечно, у людей состоятельных: фарфор – штука, которая дешевой быть не может, и "полный" сервиз на шесть персон с чайником, сахарницей, молочником и конфетницей стоил (в зависимости рисунка и заметности "мелких дефектов") от тридцати рублей и до семидесяти пяти-восьмидесяти, а в "золотом" исполнении – чуть меньше двухсот рублей. Но вот только "почти такой же" сервиз на шесть персон с Кыштымской фабрики даже "в золоте" стоил всего-то двенадцать-пятнадцать рублей, а без "золота" (где нитрид титана не обрамлял красную, зеленую или синюю роспись) – девять рублей (или шесть, но за "второй сорт"). Да, чашки были раза в два потолще, "роспись" наносилась переводными картинками, "позолота" не очень четко нанесена, но теперь и простому рабочему было сервиз купить не в тягость, так что "почти кузнецовские" сервизы оказались очень ко времени. Меня удивляло лишь то, что Машка как-то договорилась с Николаем Кузнецовым, который сейчас управлял своей фабрикой в Вербилках, о поставке в Кыштым деколей для этого сервиза, при том, что деколи для Кыштыма у Кузнецова вручную рисовали… хотя если в обмен на кыштымский каолин…

Меня порадовало то, что своей посудой Машка нанесла "непоправимый удар" польским "фарфоровым фабрикам". С дюжину их было, но сами поляки посуду, собственно, и не делали. Делали ее в основном крестьяне на Житомирщине, а бисквиты (или, как сами они называли, бельё – то есть изделия после первого обжига без глазури) за гроши панам и продавали. Ну а те раскрашивали – и готовую посуду продавали вдесятеро дороже.

Машка же в кооперации в Лерой Федоровой наладила типографский выпуск деколей, организовала артели "раскрасчиков" на местах, обеспечила производство глазурями… Меня радовало не то, что "поляки – гады", а то, что посуда тамошняя подешевела вчетверо. Да и "гарантированный спрос" изрядно житомирских чашкоделов окончательно сманил в ряды "пролетариата". Пролетарий из такого мужика поначалу выходит все же хреноватый, но вот стимул учиться (ну и зарабатывать больше) у него все же появляется.

Правда конкретно эта "индустриализация", опролетарив несколько тысяч мужиков, оставила без работы почти столько же гегемонов в Привисленских губерниях. И – "без средств к существованию" пару дюжин польских буржуинов. Впрочем, буржуинов-то я "без средств" оставлял сотнями, их мне жалко не было. А гегемоны… хотя теперь гегемону с руками место найти было несложно: Машка фабрики учреждала буквально тысячами. Десятками тысяч: ведь крошечная фабрика с одной швейной машиной и тремя рабочими, выпускающая в день два десятка кошельков или сумочек из кожи – тоже ведь фабрика!

А еще "местпром" выстроил чуть меньше сорока фабрик по выпуску разных музыкальных инструментов. Не балалаек каких, а инструментов вполне нормальных: только новых заводов по выпуску пианино стало восемь, два – изготавливали уже рояли (причем, в отличие от продукции Шредеров, механизмы пианин и роялей делались непосредственно на фабриках, а не ввозились из-за границы). По качеству эта продукция все же уступала "лучшим мировым образцам", но тем не менее иногда даже превосходила ту же японскую "Ямаху" (которая, как я совершенно внезапно узнал, рояли делала уже восемнадцать лет, а в четвертом году рояль "Ямахи" даже получил "Гран При" на Всемирной выставке в Сент-Луисе…). С "Ямахами" я пианины сравнивал лишь потому, что их после войны в России появилось довольно много: корейцы, окончательно победив японцев, контрибуцию с них брали всем, что можно было продать, и как раз Ямахи массово в России они и продавали. Впрочем, наши пианино превосходили японские все же в "среднем классе", зато и по цене "недобирали" даже до "потребительского": "до эпохи местпрома" самое дешевое пианино в России стоило в районе пятисот рублей, а теперь инструмент Иркутской или Симбирской фабрики продавались вообще по двести десять. Инструменты поприличнее стоили, конечно, подороже, но и самое дорогое (и, по словам самого Карла Карловича Шредера, "вполне годное для обучения деревенских школьников"), выпускаемое в Новгороде, в магазинах продавалось по триста пятьдесят рублей.