— Я не причиню вам вреда, — тихо произнесла Шивон.
— Да уж, было бы жаль, если бы вас привели в тюрьму в тот самый день, когда оттуда должны выпустить Гарри, — сказала Конни с такой обыденной интонацией, будто они находились в магазине и обсуждали, какой выбрать сувенир.
— Как вам удается оставаться столь бесстрастной? — спросила Шивон.
— Этим я обязана проклятым годам, проведенным в одиночестве, — ответила Конни. Ей вдруг стало жаль себя, и она вытерла непрошеную слезу. А затем решительно встала и, подойдя к официанту, щедро заплатила ему.
— Grazie, tante grazie, Signora![107]
— рассыпался тот в благодарностях.Синьора! Она уже наверняка вернулась в гостиницу, и Конни не терпелось вручить ей подарок. Все это казалось во сто крат более реальным, нежели печальная женщина, сидевшая за столиком пиццерии, женщина, которая большую часть своей жизни была любовницей мужа Конни и которая приехала в Рим специально для того, чтобы убить соперницу. Она взглянула на Шивон Кейси и, не попрощавшись, направилась к выходу. Говорить больше было не о чем.
В баре, куда Фиона и Барри пришли в поисках его приятелей со времен Чемпионата мира, было очень шумно.
— Вот, в этом уголке мы и сидели, — показал Барри.
Здесь собралось огромное количество молодежи, а огромный телевизор установили таким образом, чтобы экран был виден всем. Передавали футбольный матч, и все собравшиеся дружно болели против «Ювентуса». Неважно, с кем он играл, важно было то, что «Ювентус» — враг! Забыв о цели их прихода, Барри присоединился к болельщикам. Фиона тоже увлеклась матчем и присоединила свой голос к негодующим крикам, когда судья на поле принял решение, не понравившееся римским фанатам.
— Увлекаетесь футболом? — спросил ее мужчина, сидевший рядом. Барри тут же обнял ее за плечи.
— Она мало что понимает в футболе, но я был здесь, вот в этом самом баре, во время Чемпионата мира по футболу. Я из Ирландии.
— Ирландия! — восторженно завопил мужчина.
Барри немедленно вытащил фотографии, сделанные в этом же баре в дни Чемпионата мира. На них было запечатлено такое же скопление веселящихся и кричащих во все горло молодых людей, как и сейчас, только гораздо более разноплеменное. Мужчина сказал, что его зовут Джино. К ним стали подходить другие завсегдатаи бара, чтобы дружески похлопать Барри по спине. Фотографии пошли по рукам, замелькали имена: Пол Макгрет, Каскарино, Хаугтон, Чарлтон,[108]
пиво потекло рекой.Фиона вскоре потеряла нить разговора, да к тому же у нее разболелась голова.
— Барри, если ты меня любишь, — взмолилась она, — отпусти меня обратно в гостиницу. Я помню дорогу: прямо по улице Джованни, а потом налево, так что не волнуйся, я не заблужусь.
— А вот я запросто могу заблудиться.
— Ну, пожалуйста, Барри, я ведь не так много прошу!
— Барри! Барри! — скандировали его друзья.
— Ладно, — смилостивился он, — только будь очень осторожна.
— Хорошо. Я не буду запирать дверь в номер, — сказала девушка и чмокнула Барри в щеку.
На улицах ночного Рима было столь же безопасно, как и в ее родном Дублине. Счастливая, Фиона возвращалась в гостиницу, радуясь тому, что Барри нашел своих друзей. Они встретились совершенно обыденно и поначалу даже не могли вспомнить имен друг друга. Но, в конце концов, может быть, таковы все мужчины?
Фиона смотрела на окна домов, на каждом из которых выстроились горшки с геранью и другими комнатными цветами. Они выглядели гораздо ярче, чем в Ирландии. Впрочем, чему тут удивляться, под жарким итальянским солнцем любое растение будет цвести в десятки раз пышнее, чем на ее холодной родине.
А затем, проходя мимо бара, Фиона увидела мистера Данна. С печальным лицом, он одиноко сидел за столиком, на котором стояла кружка с пивом, а его мысли, казалось, витают за тысячи миль отсюда. Поддавшись внезапному порыву, Фиона открыла дверь и подошла к его столику.
— Ну вот, мистер Данн, похоже, нас с вами бросили на произвол судьбы.
— Фиона? — Он словно вынырнул из глубокого небытия. — А где Бартоломео?
— Общается с другими футбольными болельщиками — такими же фанатами, как он сам.
— А, значит, он все-таки отыскал их? Ну, разве это не замечательно! — Улыбка мистера Данна была теплой, но очень усталой.
— Он и сам счастлив до умопомрачения. А вы довольны нашей поездкой, мистер Данн?
— Да, очень, — ответил мужчина, но голос его прозвучал глухо и неуверенно.
— Так что же вы сидите тут в одиночестве? Ведь это вы организовали ее вместе с Синьорой! А, кстати, где она сама?
— Синьора встретила каких-то друзей с Сицилии, где она когда-то жила. — В голосе мистера Данна сквозили досада и горечь.
— О, это здорово!
— Здорово — для нее, она ведь проводит вечер не одна, а в компании.
— Только один вечер, мистер Данн.
— Пока — да, а что будет дальше, неизвестно. — Он говорил, как капризный двенадцатилетний мальчик.