Уроки итальянского

— Я не стану беспокоить тебя, Грания. Если захочешь, позвони мне сама. Я буду здесь и буду с нетерпением ожидать нашей новой встречи. Нам необязательно быть любовниками, если ты этого не хочешь. Если вчерашняя ночь была для тебя «случайной», я больше не хотел бы тебя видеть. Если бы эта ночь была случайной и для меня, я предпочел бы, чтобы все закончилось сейчас. Но я буду здесь и буду ждать твоего возвращения.

Ее лицо по-прежнему оставалось напряженным и расстроенным.

— Очевидно, я должна позвонить первой, чтобы убедиться в том, что с тобой нет девушки из тех, о которых ты говорил?

— Их не будет, пока ты не вернешься, — ответил он. Она покачала головой и сказала:

— Вряд ли это случится.

— Давай договоримся: никогда не говори «никогда». — Его улыбка была доброй и открытой.

Он стоял в дверях, а она уходила вниз по дороге — засунув руки в карманы куртки и низко опустив голову. Она была одинока и растеряна. Ему хотелось догнать ее и вернуть, но время для этого еще не пришло.

И все же он сделал то, что был должен. У них могло бы вообще не быть будущего, если бы он пассивно наблюдал, как тонет Эйдан, и морочил бы голову его дочери, утверждая, что ничего не знал. Интересно, подумал он, какую ставку азартный человек сделал бы на то, что Грания когда-либо вернется? И решил: пятьдесят на пятьдесят.

Шансы на то, что увенчается успехом затея с вечерними курсами, были куда меньше — по крайней мере, для любого здравомыслящего человека. Они были обречены еще до своего рождения.

СИНЬОРА

За все годы — да, уже годы! — пока Нора О'Донохью жила на Сицилии, она не получила ни одного письма из дома.

Каждый раз она с надеждой смотрела на il postino,[3] когда он поднимался по узенькой улочке, змеившейся под раскаленным синим небом. Но письма из Ирландии не приходили, хотя сама она писала регулярно — первого числа каждого месяца, — чтобы сообщить домашним, как обстоят у нее дела. Она даже купила копирку, а это оказалось весьма непростым делом: во-первых, надо было найти канцелярский магазин, где ее продавали, а во-вторых, объяснить на итальянском, что ей нужно. Но Нора не надеялась на свою память, а ей было необходимо знать, что именно она писала раньше, чтобы не противоречить самой себе в следующем письме. Поскольку все, что она сообщала родным о своей жизни, было абсолютной ложью, а ложь должна быть последовательной. Пусть ей и не отвечали, но ее письма наверняка прочитывали. Передавали друг другу с тяжелыми вздохами, поднимая брови и укоризненно качая головой. Дескать, бедная, глупая, упрямая Нора! Она и сама не понимает, какую сваляла дурочку, но по-прежнему не желает признать свою ошибку и вернуться домой!

«Ее никогда нельзя было урезонить!» — наверное, говорит ее мать.

«Девчонка всегда отказывалась от помощи и никогда не раскаивалась», — так, скорее всего, заявляет отец. Он очень религиозен. То, что его дочь и Марио жили вместе, не будучи женаты, являлось в его глазах даже более тяжким грехом, чем то, что Нора поехала вслед за этим человеком в далекий городишко Аннунциата — хотя Марио прямо заявил, что никогда не женится на ней.

Если бы с самого начала Нора знала, что родные не станут поддерживать с ней никаких отношений, она бы соврала им, сказала, что они с Марио поженились. По крайней мере, тогда ее старый отец спал бы спокойней, не волнуясь о том, что, представ перед лицом Всевышнего, ему придется отчитываться за смертный грех его дочери, погрязшей в блуде. Но Марио лишил Нору такой возможности, настояв на личной встрече с ее родителями.

— Я бы с радостью женился на вашей дочери, — сказал он им, переводя взгляд своих черных глаз с отца на мать и обратно. — Но, к сожалению, к огромному сожалению, это невозможно. Моя семья хочет, чтобы я женился на Габриэлле, и ее семья тоже настаивает на этом браке. Мы — сицилийцы, у нас не принято идти против воли семьи. Я уверен, что здесь, в Ирландии, считают примерно так же. — Он хотел, чтобы они проявили понимание, терпимость, и чуть ли не просил, чтобы его погладили по головке. Целых два года он жил с Норой в Лондоне. Ее родители были возмущены. Что ж, он пришел к ним и говорил с предельной откровенностью и честностью — чего еще от него хотят?

Они хотели, во-первых, чтобы он оставил их дочь в покое и исчез из ее жизни. Во-вторых, чтобы Нора вернулась в Ирландию, и при этом молились и надеялись на то, что никто не узнает об этом позорном пятне в ее жизни, иначе шансы выйти замуж — и без того шаткие — станут для нее равны нулю.

Нора пыталась найти хоть какое-то оправдание тому, что родители не отвечают на ее письма. Жили они тогда, в 1969 году, в крохотном городишке и даже поездку в Дублин воспринимали как тяжкое испытание. Каково же им было, когда, приехав навестить ее в Лондон, они обнаружили, что их дочь живет во грехе, а потом узнали, что она уезжает вслед за своим любовником на Сицилию! Неудивительно, что они оказались в глубоком шоке. Вот и объяснение, почему ей не пишут!