Уроки любви

Неделя прошла в полной неизвестности. Все так же приносил овощи разносчик и приходила кормилица, чтобы дать грудь младенцу и оставить сцеженное молоко. По-прежнему поднималось летнее солнце и сладко пахли в саду пышно расцветшие розы. Эжени чувствовала — за каждым ее шагом следят. Все, кто заходят в ее дом, подвергаются проверке и вот-вот, наконец, за ней придут серые люди. Пытаться бежать в такой ситуации, да еще с маленьким ребенком, было совершенно бессмысленно. Да и не хотелось — Эжени с новой силой охватило ощущение предрешенности ее судьбы, о которой говорила Ханна.

…Лауренсия сияла от приятной новости:

— А у моей сеньоры воздыхатель объявился! Целый день возле дома топчется. То газету читает, то так ходит, — симпатичный, на иностранца похож… Выходит, помогла-таки Ханна. Один упорхнул, а уж другой у порога ждет.

— Ничего, скоро мой милый появится, — усмехнулась Эжени, хорошо представлявшая встречу с разоблачившим ее Хельмутом.

…Ночью ее разбудил стук в окно. Незнакомый мужской голос тихо позвал по-французски:

— Мадам Алуэтт! Не пугайтесь. Я от вашего друга.

Эжени впустила гостя — коренастый немец с ежиком рыжих волос мрачно посмотрел на нее.

— Забирайте ребенка, мы немедленно уезжаем.

Эжени безропотно переоделась и, собрав в сумку вещи сына, покорно вышла в гостиную.

— Это весь багаж?

— Мне больше не понадобится. — Спокойно заверила она, подумав о том, что будут ли ее держать в тюрьме или тайно расстреляют, наряды ей вряд ли пригодятся.

— И все же стоит прихватить пару костюмов. Только скорее, прошу вас. Давайте, я подержу малыша. — Предложил немец.

— Не стоит. Справлюсь сама. — Бросив одной рукой в чемодан без разбора какие-то платья, Эжени вышла в гостиную. — Я готова.

Машина гостя притаилась за соседним домом. Не зажигая фар, они тихо выехали из спящих переулков и рванулись по шоссе на восток.

— Последите, пожалуйста, чтобы за нами никто не привязался… Спокойный ребенок. — Заметил немец, глянув через плечо на спящего Генриха.

— Весь в родителей. — Коротко отозвалась Эжени.

— Признаюсь честно, мне не приходилось встречать таких молчаливых и не любопытных женщин. Ведь вы даже не поинтересовались, куда мы едем.

— Я не имею правил беседовать с незнакомыми людьми. А вы не сочли необходимым представиться.

— Мое имя вам ничего не объяснит. Вряд ли Хельмут упоминал про «старину Курта».

— Не припоминаю.

— Думаю, нам еще предстоит узнать друг друга получше. Но к светской беседе никто из нас, очевидно, не расположен.

Полчаса они ехали молча. Эжени не старалась запомнить дорогу — убегать она не собиралась.

— Ну вот, мы на месте. Попробуем проникнуть в дом без шума. Может, малышу лучше дать соску? — Кивнул Эжени Курт. Она послушно выполнила указание — мальчик довольно зачмокал.

В небольшом доме, прячущемся то ли в лесу, то ли в парке, мрачно чернели окна. Лишь на первом этаже резко светилась узкая щель между тяжелых вишневых штор.

— Проходите, мадам Алуэтт, я пока покурю на воздухе. — Курт распахнул дверь в комнату, предлагая Эжени войти.

За круглым столом, покрытым бордовой плюшевой скатертью, сидел человек, опустив голову на сложенные руки. Свет низкого абажура золотил его короткие светлые вихры.

— Хельмут?! — Сделав несколько шагов к нему, Эжени остановилась.

— Наконец-то ты… Извини, вздремнул. — Он облегченно вздохнул, взглянув на спящего сына. — Дай-ка я устрою его на диване. Он слишком мал, чтобы помочь нам и совершенно не умеет соблюдать конспирацию.

Уложив ребенка, Хельмут вернулся к столу и предложил Эжени стул напротив.

— Садись. И для начала прочти вот это.

Эжени взяла листок, в котором сразу же узнала послание Шарля. Под написанными от руки строками шел напечатанный на машинке расшифрованный текст: «Молодец, девочка. Посылка попала по назначению. Объект уничтожен. Жду тебя дома».

— Что это значит?

— Ты можешь возвращаться в Париж. — Он посмотрел на часы. — У нас в запасе еще час. Есть вопросы или хочешь отдохнуть перед путешествием?

Эжени лишь равнодушно пожала плечами. Она совершенно запуталась в происходящем. Но требовать объяснений не собиралась — ей объяснят то, что сочтут нужным. Она проиграла, но не намерена унижаться.

— Если тебе все ясно, тогда кое-что должен добавить я… Тот русский, которому ты передала бумаги… участвовал в операции уничтожения лаборатории. Это смелый человек, — ему пришлось взорвать себя вместе с «фабрикой смерти».

— Я сама видела, как его схватили и увезли ваши люди. К чему теперь закутывать меня ложью? Где здесь правда, господин фон Кленвер?

— Правд очень много. Первая состоит в том, что тебе удалось долго морочить мне голову. О твоей работе на французов я узнал лишь десять дней назад… Правда вторая, о которой я догадался чуть раньше, — я тоже не тот, за кого ты меня принимала, и совсем иной, чем представлял себе сам. Понимаешь… все это время ты видела во мне добычу, врага, которого нужно использовать в целях твоего ведомства. Но в тот день, когда ко мне попали бумаги с отметкой 3Z, я стал твоим союзником…