Уроки любви

— Это не так. Человек не осознает прежних воплощений, но их опыт хранится в его душе в виде законов, которые руководят его поступками. Этот компас в жизненных странствиях люди называют нравственностью.

Но Избранному дано больше. Его могущество тяжкое бремя и великая ответственность перед Смыслом. Оно подвергает испытаниям их нравственность. А посему именно Избранному даровано прозрение. Раздвинув завесу времени, Избранный может узнать свои прошлые воплощения. Чем лучше усвоен урок Избранным, тем больше возможность его проникновения в прошлое, и тем выше шанс получить в награду Светлое блаженство. Но если ошибки превышают победы, заблудшая душа растворяется во мраке небытия.

— А что будет с теми, кто появляется на пути Избранного, с теми, кто сопровождает Женщину в ее опасных уроках?

— О, наивнейший из мудрых! Спутники Избранного заключены в один круг они связаны неразрывной цепью. Словно актеры одной труппы, они меняют обличья, играя разные роли, и проходят вместе с Избранным свой урок. Они должны учить его сердце любви и состраданию.

— Но среди них может оказаться другой Избранный.

— Да. Но это усложняет решение задачи. У той, что называется теперь Джессика Галл, есть единственный шанс ее последняя жизнь не завершена.

— Она еще может победить. Младший едва шевелил бледными, тонкими губами.

— Этого не знает никто. Ни тот, кто сеет Мрак, ни тот, кто рождает Свет. В обеих ладонях, черной и белой, количество песчинок равно. Нужна еще одна, всего лишь одна, чтобы сделать выбор. Учитель приблизился к распростертому телу ученика, поднял над ним властные руки.

Юноша сел, смотря перед собой расширившимися, полными тоски глазами.

— Значит, еще не конец. И мы, наблюдающие за Уроком, бессильны помочь ей?

— Мы не имеем на то полномочий, Младший. Займись собой. Ты в опасности. Тебе надо освободиться от любви и жалости, которым Создатель обучает людей. У Наблюдателей другой путь. Запомни: наша сила в мудрости, а не в сострадании. Путаница в этих понятиях ведет к ошибкам. Учитель опустил руки и выпрямился. По белой фигуре пробежали отблески огня, словно последние искры по серому, остывающему пеплу. Еще мгновение, и он снова превратится в каменное изваяние на годы, а может, столетия. Пока не зазвонит колокол Последнего Решения.

— Я не хочу оставаться один, Учитель! Взмолился Младший.

— Ты все сумеешь понять сам. Забудь о сострадании у тебя другой путь, путь судьи и наставника.

— Но те, кто включен в ее урок, они могут помочь ей!

— Да. Но выбирает она сама. Голос Учителя звучал уже издалека, с высоты темных сводов, тая в отголосках летучего эха. Она победит, если сумеет найти свой путь к Правде. Человек создан для милосердия такой главный закон Создателя…

— Учитель… Младший смотрел не на окаменевшую фигуру, а в высь, откуда долетали едва различимые слова. Учитель, что есть главное в Уроках?

— Человек должен выбирать сам… Этот закон, изреченный Седьмым от начала Хранителем Таинства, проник прямо в мозг того, кому уже совсем не долго оставалось называться Младшим.

Глава 2

— Фу, черт! Что за бред лезет в голову! Отбросив одеяло, Теофил Андерс зажег лампу и посмотрел на часы. Половина шестого. Лег в три. Пил на банкете в Консерватории чисто демонстративно, какой-то дамский коктейль с клубникой и цветочками. Уговаривал себя: (Потерпи, Тедди. Не стоит давать повод всем этим приятнейшим господам (не менее симпатичным, чем гиены в зверинце) вопить в притворном ужасе: «Бедняга Андерс законченный алкоголик!»(.

По дороге домой воображал непочатую бутылку виски и ведерко колотого льда. Но ведь не осуществил уснул! С чего бы тогда это, каменеющая фигура белого истукана без лица, смуглый уродец по имени Младший и колодезные голоса, доносившиеся как из подземелья? Они объяснялись беззвучно и, скорее всего, не были людьми… Но кем же тогда, призраками, инопланетянами, русскими шпионами?

— Чур, чур меня! пробормотал Тед и босиком прошлепал в ванную.

Его жилище являло печальную картину увядающей прелестницы со следами былой красоты. Отдельные предметы роскоши чудом удержались в общем погроме тонущего судна: шикарные, изрядно замызганные ковры, полки старинных, покрытых пылью клавиров, мраморные бюсты Бетховена и Моцарта с поврежденными в процессе горячих дискуссий носами. А эта ванная? Что и говорить, слишком барственная и чувственная для супругов, проживающих в братском союзе и вынужденных уволить прислугу.

Отшвырнув ногой брошенные прямо на кафель вещи вечерний костюм и рубашку с крахмальной грудью, Тед приблизил к зеркалу растерянное бледное лицо, которое еще недавно сравнивали с лицом Иоанна Крестителя, и высунул язык. Ничего особенного. Язык как язык в белесом утреннем налете, свидетельствующем о перегруженной алкоголем печени. Светлые, мягко вьющиеся волосы всклокочены, но не до безобразия, как бывало после тяжелых запоев. В озадаченном взгляде голубых ласковых глаз нет и тени белой горячки.