Девочка, упершись локтями в столик, внимательно всмотрелась и сразу же почувствовала себя так, словно ее тащат под воду. Она увидела бездонное озеро, змея, которого кормила корками хлеба, и сине-зеленое море, по которому они плыли на «Королеве Эстер». Было там и болото, где лежала умирающая Марта Чейз, веки ее раскрытых глаз дрожали, она в последний раз смотрела на этот яркий мир, прежде чем навсегда его покинуть. Время, которое Фэйт провела вдали от дома, промелькнуло в этом черном зеркале быстро, как перевернутые страницы книги, пять лет исчезли за одно мгновение. И все эти годы Кипер рыскал по Нью-Йорку, разыскивая ее. Волк теперь вырос и не был похож на прежнее длинноногое, тощее, полуголодное существо – он стал ее фамилиаром, ее душой и сердцем, переполненным болью утраты. Когда он выл по ночам, те, кто его слышал, тряслись в постелях от страха, понимая, что собака не способна издавать такие жалобные вопли. Девочка теперь слышала его через разделявшее их водное пространство, свое второе «я», своего фамилиара, выбравшего ее.
Фэйт, глядя в зеркало, погружалась все глубже, и наконец все увиденное ею оказалось под водой – и прошлое, и настоящее. Плавая между мирами, она наблюдала за матерью. С тех пор как потеряла ее, мать носила шелковое траурное платье и черную вуаль, закрывавшую лицо. Фэйт видела, как Мария, рыдая, идет по грязным улицам, хотя и говорят, что ведьмы не могут плакать. Они способны проливать слезы, но это изменяет их, оставляя беззащитными. Такое в силах сотворить лишь настоящая любовь.
Девочка тонула в зеркале, опускаясь все глубже и глубже, затаив дыхание, вглядывалась сквозь мутные потоки. Она достигла реки ада, темного бездонного канала, наполненного телами тех, кто не умел плавать. Фэйт могла и вовсе не всплыть на поверхность, а остаться там, в ловушке собственного сознания, и утонуть в этом холодном отвратительном месте, но Мод Карди схватила ее за руку и решительно оттащила от стола.
– Достаточно, девочка, – сказала Мод. – Пора возвращаться.
Фэйт открыла рот, ловя воздух, и выплюнула речную воду.
Мод вышла, чтобы найти нюхательную соль и привести девочку в чувство. Вернувшись, она обнаружила, что Фэйт насквозь промокла и у ее ног разлилась лужа черной воды. Кем бы та ни была, Мод знала, что девочка обладает могуществом. Ее лицо сияло, волосы были влажными. Сердце Фэйт бешено колотилось из-за вспышки предвидения, что ее озарила.
– До каких пределов ты дошла? – спросила Мод.
– До другой стороны реки, которая пересекает ад, – ответила Фэйт. Она не имела ни малейшего понятия, где это, знала лишь, что там ее ждет мама. Она ее ждала все это время, и именно в этом ответе нуждалась Фэйт. Ее рот был сжат, она не ведала страха, словно выпила кружку Бодрящего чая. Фэйт чувствовала себя как птица, готовая взлететь с туманной голубой равнины. – Туда мне и надо попасть.
– Я знаю это место, – сообщила Мод, довольная, что сумела понять загадку увиденного девочкой. Ист-Ривер[44]
разделяли Врата ада, скальная гряда естественного происхождения, где быстрые течения и пороги вызывали многочисленные кораблекрушения и гибель людей. Тем не менее это был способ переправиться в доки, буквально кишащие моряками. – Ты хочешь попасть в Манхэттен, – сказала Мод. – Если и существуют на свете видения, то этот город в их числе. Запомни, когда попадешь туда, держи кошелек закрытым, а глаза открывай пошире – тогда насмотришься чудес вдоволь.В один прекрасный августовский день Кипер исчез со двора. Только что был здесь и вдруг пропал. Мария отправилась на поиски и обнаружила на грязной дорожке отпечатки его больших лап. Следы вели на восток, к реке, опасному месту, населенному людьми, которых следует избегать, – моряками и преступниками. И Англия, и Франция использовали пиратов, формируя незаконные отряды наемников; пираты одевались как им вздумается и были готовы обидеть всякого, полагавшего, что мужчины не должны рядиться в персидский шелк и коленкор. Главным их занятием было сражаться за тех, кто больше платил, а потом весело проводить время в Нью-Йорке. Самый знаменитый городской пират Уильям Кидд[45]
оказался таким горячим патриотом Манхэттена, что заставлял своих людей таскать камни на строительстве церкви Тринити и несколько лет вносил щедрые пожертвования для первого англиканского прихода. Однако это вовсе не означало, что пираты не творили всякие безобразия, поэтому власти Нью-Йорка не надеялись, что в случае бунта их удастся призвать к порядку.Мария прошла до Док-стрит, где находилась первая нью-йоркская типография, и дальше до Уолл-стрит, единственной мощеной дороге в городе, где в районе Брод-стрит была выстроена верфь. По соседству открылась первая кофейня, вокруг которой всегда собиралось множество народа. Помимо сильного аромата кофе, здесь пахло яблоками, как будто запах пирога, который пекла в то утро Мария, долетел до этих мест и заставил людей глотать слюнки.