Однако, несмотря на все погодные неприятности, не нашлось бы человека, кто не посетовал, что лето такое короткое. Никто не любил зиму в Новой Англии, суровую, ветреную и гораздо более холодную, чем британские зимы, такую морозную, что вода замерзала в гавани. Новая страна оказалась слишком студеной для англичан: они погибали во время метелей или замерзали в постелях. Местные уроженцы утверждали, что раз в десять лет зимы здесь не бывает вовсе, но в остальные годы она очень суровая. Это была земля крайностей, казалось, здесь всего в избытке, – и бедствий, и надежды. Матери шептались, что именно поэтому в Колонии Массачусетского залива рождается так много близнецов: все здесь удваивается, даже человеческая жизнь.
Вокруг раскинулись обширные, почти бескрайние земли с неосвоенными территориями, не нанесенными на карту, где властвовали дикие звери и туземцы, обманутые поселенцами, которые теперь боялись их мести. Округ Эссекс был велик, в нем было множество городков и поселений. Пока Мария не узнала, где живет Джон Хаторн, ей пришлось оставаться в Бостоне. Она снимала жилье близ Школьной улицы, где находилась Бостонская латинская школа, первое публичное учебное заведение в городе, основанное в 1635 году. Мария оставляла окно открытым, чтобы Кадин прилетала и улетала, когда захочет. Она приносила Марии дары со всех дворов Бостона: пули, рыболовные крючки, синий жемчуг, створки раковин, цветное стекло, ключи. Ворона усаживалась на балке дома, но ночью, словно вспоминая об одиночестве Марии, спала рядом, устраивая гнездо на ее одеяле и убаюкивая своим воркованием. У Кадин появились белые перья, и Мария беспокоилась о ее здоровье, хотя вороны доживают до двадцати, а в редких случаях до тридцати и более лет. «Не покидай меня», – шептала она вороне те же слова, что Самуэль Диас часто говорил ей во сне; но она мало о нем думала.
В пансионе, где Мария снимала жилье, имелась чайная, и она нанялась туда работать кухаркой за комнату и питание. Основам кулинарии она научилась еще у Ханны и быстро приспособилась готовить излюбленные американцами блюда. Хоть они были чужды ее вкусу, Мария вскоре привыкла к той странной еде, что раздавала каждый вечер клиентам. Треска и картофельное пюре, фасоль, замоченная на ночь в холодной воде, а затем варившаяся долгие часы с засоленной свининой, тушеная тыква, желтые и зеленые местные кабачки, пироги с начинкой любого рода, вареные моллюски, вишневые и сливовые пудинги, а также блюдо, известное как индейский пудинг, горячо любимое Фэйт, – божественно вкусная смесь подогретого молока, кукурузной муки, патоки, имбиря и корицы. Мария выучилась различать рыбу: треска имеет белые полосы и хороша для варки, а у пикши полосы черные, и ее лучше жарить. По вторникам она готовила песочное печенье, масляное и сдобренное розовой водой. По субботам – яблочный пудинг в форме птичьего гнезда, с сердцевиной, наполненной заварным яичным кремом. Но лучше всего бывало в воскресенье, когда она готовила яблочные оладьи, яблочные дольки, жареные в масле и посыпанные сахаром, а по особым случаям – яблочный пирог, любимое блюдо ее дочери. Для тех, кто предпочитал на десерт пирожные с начинкой, готовили ломтики клюквенного пирога, сдобренного мускатом и корицей, или твердый имбирный пряник, неделями сохранявший свои свойства. Неизменным успехом пользовался Бодрящий чай, особенно в тех случаях, когда какой-нибудь женщине требовалось принять трудное решение или никак не удавалось найти правильные слова при выяснении отношений.
Каждое утро Мария стряпала дочери на завтрак жидкую кашу из овса, замочив его в холодной воде и сварив с изюмом, сахаром, щепоткой соли и мускатом. Фэйт рано начала ходить и к концу лета уже ковыляла от одного стола к другому с любимой куклой в руках. Мария с улыбкой вспоминала, что эта кукла сшита моряком, участвовавшим в морских сражениях и не считавшим зазорным проливать кровь неприятеля. Она помнила открытую улыбку Самуэля, его обаяние, дерзкую самоуверенность, над которой она посмеивалась: Диасу казалось, что для него нет ничего невозможного. Глядя на куклу, она думала о том, что моряки проводят в плавании бесконечные часы и, чтобы занять себя, учатся исконно женским ремеслам: мастерят замысловатые коробочки, украшенные ракушками, вяжут шарфы, шьют.
Мария вспоминала, как спала рядом с Самуэлем, когда он горел в лихорадке и был гораздо ближе к смерти, чем думал. Мария скучала по теплоте их отношений, его рассказам, в которые погружалась, как в реку. Она говорила себе, что думать о нем вполне естественно: ведь они держали друг друга в объятиях, а пару раз даже позволили себе немного больше. Но, наверно, ее мысли часто обращались к Самуэлю, потому что она его спасла, и ее привязанность к этому человеку немного напоминала чувства, которые испытывает тот, кто спас щенка из пруда с ледяной водой или птичку, запутавшуюся в кустах, не более того.