Женщинам округа Эссекс запрещалось носить красивую одежду: такие наряды пробуждают порочные влечения у мужчин и демонов. Слабому полу надлежало одеваться в простые аскетичные платья серого или, как его называли, печеночного цвета. Иногда использовались коричневый и синий цвета – эти краски были дешевы; однако черное носили только богатые. Самолюбование было под запретом, шелк и кружева считались греховными, не одобрялись шарфы и вышивка. В соседнем городке Ньюбери незадолго до прибытия Марии за ношение шелковых капюшонов арестовали нескольких женщин. Длинные волосы оказались вне закона, так как они вызывали неподобающие желания, нельзя было носить лайковые перчатки или обувь с шелковыми кружевами, не допускались золотые и серебряные драгоценности. Пуритане придавали большое значение цвету одежд. Черное символизировало смирение, красновато-коричневый и коричневый цвета, полученные из более яркой исходной краски, были цветами бедности, серый означал покаяние, а белый, цвет чепцов и манжет – чистоту и добродетель.
В этой части мира легко обнаруживался порок. Руки надо было постоянно занимать трудом, чтобы предотвратить греховные деяния и сохранить благосклонность Создателя, которая, как многие полагали после нескольких лет неурожаев и голода, была утеряна. Во имя Господа пуритане вели войну против туземцев и французов – жестокую кампанию, названную Войной Короля Филипа[27]
в честь вождя племени вампаноагов[28], возглавившего кровавое восстание, которое продолжалось четырнадцать месяцев. Англичане, получив, что хотели, сочли это даром Всевышнего и использовали земли для собственных нужд. Следовало быть очень осторожным, чтобы держаться в Божьем свете, а не в дьявольской тьме. Женщины должны опускать очи долу, не повышать голоса, не требовать того, чего не заслужили, не ставить себя выше других, не потакать греховным нуждам и желаниям.Миссис Хенри велела Марии держать голову покрытой, чтобы не были видны ее блестящие черные волосы. Пуритане отвергают женскую красоту, предупредила Марию миссис Хенри, и боятся проявлений независимости у пола, который несет ответственность за грехопадение Адама, повлекшее за собой все напасти, обрушившиеся на человечество. Мария носила свою малышку-дочь на руках, а Кадин – в ее камышовой корзинке. Ворона с самого начала дала понять, что на новом месте она несчастна, издавая неприятное щелканье, словно бранила хозяйку. Кадин так шумела, что Мария в конце концов остановилась посреди улицы и открыла клетку. Птица уставилась на нее своими блестящими глазами, раздраженно надувшись, как в тот день, когда в их дверь постучала Ребекка Локлэнд, или когда Джон Хаторн был на Кюрасао.
– Лети, ну давай же! – убеждала Мария птицу, глядевшую на нее с суровым неодобрением. – Ты же просилась на свободу. Посмотришь на город сверху.
Ворона исчезла над крышами домов, промелькнув в небе черной полосой. Если Кадин не хочет помочь ей разыскать Джона, так тому и быть. Они помирятся, как всегда было раньше, ведь у них сходный характер – спокойный и недоверчивый, но незлопамятный. Мария решила, что пора отбросить сомнения: черное сердце может быть у кого угодно, и она не будет обращать внимание на то, что некогда видела. Настал день, когда ей нужно сделать шаг в будущее. Мария надела саржевое платье, сшитое вручную миссис Хенри и выкрашенное в синий цвет недорогой краской на основе индиго, которая продавалась в жидком виде в маленьких стеклянных бутылочках. Синий цвет был привычен для Бостона, но бросался в глаза в Салеме, где женщины носили преимущественно серое. Мария надела красные башмаки – они выглядели как новые, скрепила волосы заколками из почерневшего серебра. Она считала, что заколки приносят ей удачу, хотя ведьма создает себе везение сама, а серебро для нее не более чем воспоминание. Ее милое лицо светилось при солнечном свете, ясные дни случались в этом городе нечасто.
Мария взяла несколько лепешек для Фэйт и немного соленой трески для себя, а пока они шли вдоль дороги, собрала пару пригоршней спелой ежевики. Ребенок проголодался, а желудок Марии был словно комок нервов, и она не могла заставить себя есть. Стоило ей закрыть глаза, и она видела, что держит в руках черное сердце.
Мария была молода, она замечательно выглядела: черные волосы, серебристо-серые глаза и стройное гибкое тело. «Пуритане тоже мужчины, – предупреждал ее Самуэль Диас. – Сколько бы они ни молились». Инстинктивно Мария искала женской помощи и обрела ее в портовом трактире. Когда она упомянула имя Хаторна, официантка отправила ее на Вашингтон-стрит или Корт-стрит. Если Мария искала судью, он, скорее всего, был именно там, в суде или ратуше, а жил на Вашингтон-стрит.