Мария ослабела из-за пули, застрявшей в ее руке, ведь железо гибельно для ведьм. В сельской местности Англии в каждой тюрьме держали железные цепи с небольшими по размеру наручниками для женщин. Когда Мария вернулась в хижину, Фэйт еще спала. Мария взяла нож, чтобы извлечь пулю из своей густо покрытой синяками руки. Сделав это, она стала произносить в обратном порядке заклинание о посмертной справедливости для Кадин. Приготовила припарку из галаадского бальзама[30]
и отвара шалфея, чтобы приложить к ране, и подвязала руку, использовав для этого вышитый птицами платок с Кюрасао, края, где так легко было мечтать о чудесах. Мария замотала руку белым бинтом, но тот не смог скрыть синяк в форме вороны, появившийся на ее коже.Отправляясь в дом Хаторнов, Мария вставила в волосы две серебряные заколки, одну – принесенную Кадин, другую – полученную от матери. Такие украшения запрещалось носить пуританским женщинам, но Марию это не слишком заботило. Она надела черное платье, словно вдова в трауре. Когда Мария шла по Вашингтон-стрит с дочерью на руках, люди перешептывались, выглядывая из окон. Их явно тянуло из дома во двор, и они стояли за оградой, наблюдая, что случится дальше. Застрелили более двух сотен ворон, и многие готовы были поклясться, что Мария была среди птиц и носила повязку, чтобы скрыть раненое крыло, а вовсе не руку. «Оборотень, – шептались соседи. – Посмотрите на край ее платья. Она прошла через поля, и даже грязь к ней не пристала. Нет сомнений, это волшебство». Среди обывателей нашлись даже те, кто утверждал, что маленькая дочка колдуньи каждую ночь летает над верхушками деревьев, бросая камни на крыши. Мол, эта рыжеволосая девочка – демон, а не ребенок.
Мария прекрасно знала, что о ней думают, и, проходя мимо домов, проводила палкой по заборам. Лязгающий звук напоминал воронье карканье и вызывал холодок в спинах горожан. Двери плотно захлопывались, с дребезжанием закрывались окна. Улица мигом опустела.
Она стояла перед домом с черными ставнями и стучала в дверь, выкликая Джона Хаторна. Никто не ответил, и Мария забарабанила изо всех сил, сломав маленькую косточку в руке, всегда болевшую потом в сырую погоду. Со смертью Кадин внутри ее словно что-то перевернулось. Теперь Мария знала, что неправильно поняла увиденное в черном зеркале. Может быть, она даже одержала победу: хоть Мария и была служанкой, Джон увидел в ней нечто большее. Так, по крайней мере, ей представлялось. Она оказалась словно под водой, зачарованная, влюбившаяся в любовь. Прежде Мария видела, как это происходит, сотню раз, когда сидела в темноте, слушая советы, которые Ханна давала приходившим к ней женщинам. «
Джон был в гостиной и слышал, как его звали по имени. Оно прозвучало как заклинание, сначала имя и фамилия, потом в обратном порядке. Он не появился. Мария заглянула в окно и увидела силуэт женщины, Руфи Хаторн, ожидавшей появления второго ребенка, как она надеялась, еще одного мальчика. Сердце Руфи бешено стучало: она умела распознать ведьму, когда видела ее. Даже маленький сын Руфи догадался, кто она. А теперь эта женщина достала из своей котомки странную черную книгу и стала что-то из нее читать. Ее губы быстро двигались. Руфь знала: в этих книгах таится сила, поэтому она тайно изучала буквы, чтобы научиться читать Библию. Но женщина, стоявшая у двери, была чрезвычайно искусна в чтении, и поэтому даже опаснее, чем Руфь вначале думала. Она спрятала сына в платяном шкафу, велев сидеть тихо.
– Если женщина в черном платье позовет тебя – не ходи с ней, – сказала она Джону-младшему.
Руфь никогда ничего не требовала для себя, да и вообще не привыкла повышать голос, но теперь она в раздражении крикнула мужу:
– Да подойди же сюда! Она ведь тебя высматривает!
Мария услышала крик Руфи за запертой дверью.
«
Руфь так перепугалась, что больше не решалась выглядывать из окна, вывесив обращенное на улицу зеркало, чтобы обезвредить любое колдовство, которое ведьма будет на нее насылать. Мать Руфи была родом с запада Англии и учила ее народной медицине. Руфь держала эти знания при себе, поскольку муж их не одобрял, но сегодня вечером решила принять ванну с солью и уксусом, чтобы очистить себя и увериться, что греховные мысли к ней не пристанут. Однако Мария не питала к ней неприязни, только жалость. В самом деле, они были как сестры. Если бы они поместили рядом свои руки вверх ладонями, обнаружили бы одинаковую линию любви до их середины. Дальше линии расходились.
«