Уроки милосердия

– Я вбегаю, выхватываю пистолет, но понимаю, что мне не удастся произвести выстрел, не задев тебя. Поэтому я начинаю размахивать руками и ногами – вспоминаю приемы джиу-джитсу. В седьмом классе я даже получил синий пояс. Я сбрасываю с тебя Джозефа, как дешевое пальто, хватаю его за шею и прижимаю к стене. И говорю: «Не заставляйте меня делать то, о чем мы оба потом пожалеем!» Похоже на цитату из фильма, скорее, так оно и есть, но я не раз использовал ее во время спецопераций, и она срабатывала. Я отпускаю Джозефа, который падает к моим ногам и признается не только во всех военных преступлениях в Освенциме, но и берет на себя вину за все непоправимые ошибки с «Нью-колой» и второй частью фильма «Секс и город». Он расписывается под показаниями, а мы с тобой вызываем местный наряд полиции и уносимся в закат.

Я улыбаюсь и качаю головой. Лео на самом деле носит пистолет, но он заверил меня, что со времен детского лагеря в Ватаканите в пятом классе носит любое оружие только затем, чтобы порисоваться, – он бы и в мишень размером с Австралию не попал. Сразу и не разберешь, но я думаю, что он обманывает. Не представляю, чтобы фэбээровцу разрешили носить оружие, но при этом не научили им пользоваться.

Лео смотрит на часы.

– Нам пора. Готова принарядиться?

Трудно носить провода, когда на улице лето. Моя обычная одежда – футболка и джинсовые шорты – слишком узкая, чтобы спрятать там микрофон, поэтому вместо них я выбрала свободный сарафан.

Лео протягивает мне передатчик, размером с мини-плеер, с маленьким крючком, которым он крепится к поясу или ремню. Ни того ни другого у меня нет.

– И куда это цеплять?

Лео аккуратно засовывает передатчик мне сбоку в бюстгальтер.

– А так?

– Удобно, ничего не скажешь! – восклицаю я.

– Ты говоришь так, как будто тебе тринадцать лет. – Он продевает провод с крошечным микрофоном у меня под рукой, обводит вокруг талии. Я оттягиваю верх сарафана, чтобы ему было удобнее. – Что ты делаешь? – отшатывается Лео.

– Помогаю тебе.

Он сглатывает.

– Может быть, сама справишься?

– Чего ты вдруг оробел? Назвался груздем, полезай в кузов.

– Я не оробел, – скрипит зубами Лео. – Я изо всех сил пытаюсь сделать все вовремя, а ты мне мешаешь. Ты можешь просто записать беседу? И поправь свой чертов сарафан!

Когда микрофон с передатчиком наконец оказались на своих местах, мы убедились, что каналы синхронизированы с приемником, который будет у Лео в машине. Я отправляюсь на арендованной машине; Лео сидит на пассажирском сиденье с приемником на коленях. Сначала мы едем к Джозефу домой, отвозим Еву и проверяем передатчик на расстоянии.

– Работает, – заявляет Лео, когда я, налив Еве в миску воды, разбросав по гостиной игрушки и пообещав, что Джозеф скоро приедет, возвращаюсь назад в машину.

Следуя указаниям навигатора, я направляюсь на стоянку, где Лео встречается с кем-то из Министерства юстиции. Он сидит молча, мысленно пробегая по списку. На стоянке всего одна машина – фургон. И я гадаю, как же сидящий там офицер доберется домой. Фургон голубого цвета, на боку надпись «Ковры Дона». Со стороны водителя выбирается мужчина, показывает свой жетон.

– Лео Штейн?

– Да, – через открытое окно отвечает Лео. – Секунду.

Он нажимает кнопку, окно опять поднимается, чтобы мы могли поговорить без свидетелей.

– Не забудь удостовериться, что нет посторонних шумов, – говорит Лео.

– Знаю.

– Поэтому, даже если ему захочется послушать «Си-эн-эн» и «Эн-пи-ар», сделай так, чтобы радио было выключено. Отключи мобильный. Не грызи кофейные зерна. Не делай ничего, что могло бы повлиять на качество передачи.

Я киваю.

– Помни, «почему» – не самый главный вопрос.

– Лео, я всего не запомню. Я же не профессионал…

Он секунду обдумывает мои слова.

– Тебе необходима лишь капелька вдохновения. Знаешь, как поступил бы Джон Эдгар Гувер?[57]

Я качаю головой.

– Кричал бы и царапал крышку своего гроба.

Ответ настолько неожиданный и такой грубый, что у меня вырывается смех.

– Поверить не могу, что ты шутишь, когда я схожу с ума от страха.

– Разве сейчас хорошая шутка помешает? – спрашивает Лео. Он наклоняется и запечатлевает на моих губах поцелуй. – Интуиция подсказала тебе смеяться. Слушайся своего сердца, Сейдж.

Когда врач дает нам рекомендации, что делать после выписки, я гадаю, думает ли Джозеф о том же, что и я: что мертвому, которым он надеется оказаться, не нужно беспокоиться о потреблении соли и обо всем остальном, что напечатано на листке. Девушка-волонтер, которая вывозит Джозефа на коляске в фойе, чтобы я могла подогнать машину, узнает его.

– Герр Вебер, верно? – спрашивает она. – Вы преподавали у моего старшего брата немецкий.

– Wie heißt er?[58]

Она робко улыбается.

– Я французский учила.

– Я спросил, как его зовут.

– Джексон, – отвечает девушка. – Джексон Орурк.

– Да, – восклицает Джозеф. – Отличный ученик!

Когда мы оказываемся в вестибюле, я забираю Джозефа и везу его в тень.

– Вы на самом деле вспомнили ее брата?

– Нет, – отвечает Джозеф. – Но ей об этом знать ни к чему.