Уроки милосердия

Мне не спалось. Я чутко прислушивался и наконец уловил, как крошечные коготки царапают деревянный пол, а после увидел, как в лунном свете на одеяло карабкается мышонок, чтобы полакомиться оставленным Францем сыром. Однако до сыра мышонок не добежал – я схватил его и резко швырнул о стену.

От шума Франц проснулся и, когда увидел на полу своего мертвого любимца, тут же расплакался.

Я уверен, что мышь ничего не почувствовала. В конце концов, это всего лишь мышь. К тому же мама совершенно однозначно объяснила, как нужно поступать с такими созданиями.

Я сделал всего лишь то, что сделала бы мама.

Я только выполнил приказ.

Не знаю, смогу ли объяснить, каково это – внезапно почувствовать себя «золотым ребенком». Если честно, родители мало что могли сказать о Гитлере и политике Германии, но они невероятно гордились, когда герр Золлемах ставил меня в пример остальным мальчикам нашего небольшого отряда. Они больше не жаловались на мою успеваемость, потому что каждые выходные я возвращался домой с лентами победителя и похвалой от герра Золлемаха.

Положа руку на сердце, я не знаю, верили ли мои родители в философию нацистов. Отец не мог бы сражаться за Германию, даже если бы и захотел – после перенесенной в детстве неудачной операции у него осталась хромота. Если у родителей и были свои сомнения относительно гитлеровской версии великой Германии, они отдавали должное его оптимизму и надеялись, что наша страна сможет вернуть себе былое величие. Тем не менее, поскольку я был любимцем герра Золлемаха, их статус в обществе не мог не повыситься. Они были настоящими немцами, которые воспитали такого сына, как я. Ни один злопыхатель не мог «обсасывать» тот факт, что мой отец не присоединился к движению, ведь у него был такой звездный представитель местного гитлерюгенда, как я.

Каждую пятницу я ужинал у герра Золлемаха, приносил цветы его дочери. А однажды летним вечером, когда мне было шестнадцать, я потерял с ней невинность на старом шерстяном одеяле, расстеленном прямо на кукурузном поле. Герр Золлемах называл меня «сынок», как будто я уже стал членом его семьи. И вскоре после моего семнадцатилетия он рекомендовал меня в HJ-Streifendienst – особое патрульное формирование внутри гитлерюгенда. В нашу задачу входило обеспечение порядка на митингах, выявление предателей, доносы на всех, кто плохо отзывался о Гитлере, – даже если это были, как в некоторых случаях, собственные родители. Я слышал о мальчике, Вальтере Гессе, который лично сдал отца в гестапо.

Чудно́, что нацисты не приветствовали религию, однако я могу провести очень близкую аналогию, как нам с детства внушали идеи. Официальная религия Третьего рейха выражалась в попытках служить Германии – разве можно обещать равную преданность и фюреру, и Богу? Вместо празднования Рождества, например, мы отмечали день зимнего солнцестояния. Как ни крути, но ни один ребенок себе религию не выбирает, и лишь воля случая – в одеяло каких верований тебя завернут. С младенчества, когда человек еще не может думать самостоятельно, его крестят, водят в церковь, где он слушает мерное бормотание священника, который учит, что Иисус умер за наши грехи, а поскольку родители кивают и говорят, что это правда, разве можно им не верить? Герр Золлемах и остальные, кто нас учил, давали нам очень похожие наставления. Нам говорили: «Что плохо – зло. Что полезно – добро». Все предельно просто. И когда учителя вешают на доску карикатуру на еврея, указывая на черты, присущие низшим расам, мы верим им. Они же старше нас, им же наверняка виднее! Какому ребенку не хочется, чтобы его страна стала лучшей? Самой большой? Самой сильной в мире?

Однажды герр Золлемах повел Kameradschaft – Боевое сообщество – в особый поход. Вместо того чтобы выйти из города, как мы чаще всего поступали, герр Золлемах повел нас по короткой дороге, ведущей к замку Вевельсбург, который сам Генрих Гиммлер избрал официальным штабом СС.

Разумеется, нам всем был знаком этот замок, мы выросли в нем. Возвышающийся на скале над аллеей Альме, он представлял собой три башни с треугольным внутренним двором и являлся частью местной истории. Но никто из нас не бывал внутри, с тех пор как СС начали реконструкцию. Теперь уже во внутреннем дворике в футбол не поиграешь, теперь тут жила элита.

– Кто мне скажет, почему этот замок имеет такое значение? – спросил герр Золлемах, когда мы устало тащились наверх.

Первым ответил мой брат-грамотей:

– Замок имеет историческое значение, поскольку является образчиком ранней немецкой истории – Германн-херуск[25] одержал победу над римлянами в девятом году нашей эры.

Остальные мальчики заржали. В отличие от гимназии, в гитлерюгенде энциклопедические знания Франца никого не интересовали.

– Но чем этот замок важен для нас? – уточнил герр Золлемах.

Мальчик по имени Лукас, который, как и я, был членом HJ-Streifendeinst, поднял руку.

– Сейчас замок принадлежит рейхсфюреру СС, – сказал он.