Уроки обольщения

– Я знаю, что ты чувствуешь, – услышал он в тишине собственный голос. – Иногда мне кажется, что ничего не изменится, что моя жизнь навсегда останется такой, как и прежде, что каждый день меня ждет одно и то же, каждую весну я стану проводить в Лондоне, каждую осень – на охоте, каждую зиму – за городом. – Он умолк, подыскивая правильные слова. – Я чувствую себя так, будто жду чего-то, но ничего не происходит. И эта одинаковость душит меня, и я не в силах от нее избавиться. Я ничего не могу с этим поделать. – Ни разнообразия, ни остроты ощущений, просто обычная жизнь, и все же он должен быть благодарен и за это. – Я словно похоронен заживо.

Неужели он произнес эти слова вслух? Боль в глазах Клэр стала тому подтверждением.

– Прости, не знаю, что на меня нашло.

– Тебе незачем извиняться. – Она пристально смотрела ему в глаза, словно пыталась что-то найти в их глубине. – Если это то, что ты действительно чувствуешь. Нам обоим стало бы легче, если бы мы рассказали друг другу, что чувствуем, что нас тревожит, вместо того чтобы постоянно притворяться, что все прекрасно, хотя это совсем не так.

Он вдруг почувствовал, как его охватило странное облегчение. Она не успокаивала его фальшивыми, ободряющими фразами вроде: «Тебе надо думать о поездке в Вену, думать о предстоящем браке. И тогда все наладится».

– Такому, как я, грех жаловаться на жизнь. – Джонатан попытался натянуть на себя радостную улыбку. Он вернулся с войны без Томаса, и чувство вины не оставляло его ни на мгновение, лишая сил. – У меня столько всего есть… Но, Клэр, я устал шататься по балам в ожидании лучшего будущего. Мне нужна Вена. Я хочу, чтобы моя жизнь наконец началась.

Раньше он никогда не осмеливался никому об этом рассказывать, но сегодня вечером признания лились из него ручьем. Ему хотелось бы во всем обвинить эту ночь, красивый сад, аромат первых летних цветов, разлившийся в теплом воздухе, но не мог. Он мог обвинить в этом лишь эту женщину. Уже во второй раз он позволил себе так открыто говорить о том, что его беспокоит.

– Тогда все это произойдет, если ты сам все это выбрал. – Клэр серьезно смотрела ему в глаза, и ему вдруг почудилось, что мир вокруг перестал существовать, остались лишь они вдвоем в этом пустом саду, и он, словно завороженный, слушал ее ласковый голос. – И я в это верю, Джонатан. Мы сами творцы собственных судеб, намеренно или наоборот. Желания, потребности, прихоти – все зависит от нас. Ничего не изменится, пока не изменимся мы сами.

Клэр и понятия не имела, какой соблазнительной силой обладали ее слова. Он хотел верить ей, хотел стать мужчиной, самим создающим собственную судьбу, а не человеком, чья судьба повинуется случаю. Только вот будущее, которое он хотел заполучить, обладало высокой ценой. И, глядя на Клэр, прислонившуюся к стволу дерева, с сияющими в свете фонарей волосами, он вдруг с ужасом понял, что цена этого будущего чересчур высока.

В это мгновение в ней сочетались мудрость Афины и красота Афродиты. Он пытался понять, что заставило его поддаться ее чарам – ее слова или же ее удивительная красота. Это было не важно, потому что не меняло того, что он хотел сделать в это мгновение. Он хотел поцеловать ее.

Джонатан наклонился и прильнул к ее губам, медленно приоткрывая их, давая возможность ей привыкнуть к его нежному натиску и покориться его воле. И она сдалась. За ее нерешительностью скрывалось любопытство, медленно расцветающее желание, когда она ответила на его поцелуй, их тела слились в объятии, и поцелуй стал глубже. Он не ошибался. Клэр была готова к пробуждению.

Джонатан обхватил ладонями ее талию, провел кончиком языка по губе, наслаждаясь ее нежным вздохом. Он снова впился в ее губы, на этот раз с большей горячностью. Клэр была открыта для него, готова подарить ему себя, как цветок, обвив его шею руками, она так сильно прижалась к нему, что он ощущал жар ее тела. Боже, он хотел наслаждаться ею, раствориться в ней. С ее губ слетел стон, когда он принялся покрывать поцелуями ее шею. В этом стоне он уловил наслаждение с оттенком… сожаления?

– Джонатан, не надо. Ты не должен. – Клэр оборвала поцелуй, ее глаза расширились. – Это уже слишком.

– Что слишком? – Он уткнулся носом в ее шею, не желая упускать этот момент, мечтая о новых поцелуях.

– Танцы, цветы, которые, кстати, были прекрасны, слишком прекрасны. Ты не должен ухаживать за мной. Девушка может неправильно истолковать подобные действия.

Конечно, она имела в виду Сесилию. Но у Сесилии не было на него никаких прав. И судя по сегодняшнему замечанию Клэр, что мужчина и женщина не могут быть друзьями, Сесилия с ее придуманными правами действительно могла приревновать его. Она не смогла бы придраться к цветам и танцам. И все же он знал, что поцелуй выходил за рамки приличий, даже если это был единственный поцелуй, который точно перевесит целая жизнь, отданная служению долгу.

– Клэр, я… – Ему следовало извиниться, но он не хотел. Джонатан не чувствовал себя виноватым, так зачем же тогда извиняться? И ему снова захотелось поцеловать ее.