Уроки плейбоя

— Нет необходимости грубить просто потому, что ты чувствуешь себя не очень хорошо.

Лукка перекатился на спину, закрывая рукой глаза от света.

— Дай мне перерыв, принцесса. Я не в лучшей форме. Мне просто нужно несколько часов сна.

— А что по поводу твоего собрания?

Лукка выпрямился так быстро, что его качнуло, но он нашел в себе силы откинуть простыню и направиться в ванную, сильно ударившись плечом о дверной проем. У него не было времени закрыть дверь, и Лотти увидела, что его вырвало. Сердце девушки дрогнуло от сострадания. Она зашла в ванную и, схватив свежее полотенце для рук, смочила под краном и протянула Лукке. Он на мгновение прижал его к лицу.

— Иди.

— Я не уйду, пока не позову доктора.

Лукка бросил полотенце на пол.

— Я имею в виду — на собрание. Тебе придется делать ставки за меня.

Лотти в недоумении наморщила лоб:

— Делать ставки?

Лукка оперся на раковину и, прищурившись, посмотрел на нее:

— Я хочу купить одну миниатюру на аукционе. Она принадлежит частной коллекции и никогда раньше не выставлялась. Аукцион в полдень.

— Но я никогда раньше не была на аукционе. Я ничего не знаю…

— Лотти! — Его тон не допускал никакого сопротивления. Казалось, он собрал остатки энергии, чтобы убедить ее. — Я хочу эту картину. Она единственная в своем роде.

Лотти закусила губу:

— Есть ориентировочная стоимость?

Лотти никогда не была более довольна собой. Она не только смогла с помощью администратора отеля Жана Рене покинуть здание незаметно для прессы, отвлеченной подсадной уткой, но и добралась до частной виллы, на которой проходил аукцион, где перекрыла самую высокую ставку. Она торговалась, пока мужчина лет шестидесяти наконец не уступил, а аукционер стукнул молотком и провозгласил:

— Продано молодой даме в розовом.

Также незаметно Лотти вернулась в отель и с торжествующим видом ворвалась в номер Лукки.

— Я получила ее! Я выиграла аукцион! Я… — Девушка осеклась, увидев спящего Лукку.

Она подошла к кровати. Он лежал почти обнаженный, простыня едва прикрывала его ягодицы. Лотти потянулась и осторожно убрала с его лба влажные волосы. Лукка ничего не почувствовал, продолжая дышать ровно и спокойно. Девушка помедлила, потом провела пальцами по щеке, проверяя, правда ли такая колючая у него щетина, как это кажется. Да, как наждачная бумага.

Лотти отдернула руку и отошла от кровати, вздохнув при виде беспорядка. Можно позвать уборщицу, но это потревожит Лукку. Принцесса решила просто взять несколько полотенец и простыней у горничной и убраться самой, а заодно присмотреть за больным.

Она собрала бумажные шарики и выкинула их в корзину для бумаг, но потом любопытство пересилило. Она вытащила один из них и развернула. Это был набросок одной из вилл, мимо которых они проходили накануне. Она взяла еще один комочек и обнаружила другой набросок, теперь уже одного из кафе. Девушка продолжила разворачивать шарики, и каждый незаконченный набросок говорил ей больше и больше о Лукке, словно она снимала шелуху с луковицы, чтобы обнажить скрытое внутри сокровище. Она никогда не думала о нем как о художнике, и довольно талантливом. Может, наброски и были грубыми, но Лотти достаточно разбиралась в искусстве, чтобы понять, что детали и перспектива были прекрасными. Лукка смотрел на мир под своим собственным углом зрения, помогавшим ему уловить детали окружавших его предметов.

Оставался еще один рисунок, не свернутый в шарик на полу, а лежащий на планшете орехового дерева у окна. На бумаге был затупленный карандаш, рядом — ластик с мелкими катышками вокруг. Античный стул стоял криво, словно Лукка резко встал. Посмотрев на рисунок, Лотти узнала свое изображение с фотографии, сделанной в дворцовом саду, и ее сердце пропустило удар. Это была незавершенная работа, но Лукка смог уловить нечто необыкновенное, делавшее ее воздушной, даже красивой. Лотти позировала для официальных портретов и ненавидела то, что получалось в результате — одна чопорность и официальность. Она всегда казалась высокомерной и строгой. Никто ни разу не запечатлел ее сущность.

Лотти посмотрела на кровать. Лукка все еще спал, медленно и спокойно дыша. Отойдя от доски, она выдохнула и продолжила наводить порядок в остальной части номера. Работа — прекрасная панацея от диких образов в ее голове, которые не должны были выходить на свободу. Никогда. Она не думала о Лукке Чатсфилде иначе как о несносном флиртующем мужчине, бездельнике и распутнике, который здесь, только чтобы причинить ей неприятности, ведь именно это он делал лучше всего. Он создавал проблемы. Наслаждался ими. Пресса задокументировала это в ярких деталях. Лукка был просто ходячий заголовок для газеты. Он не из тех, о ком нужно думать, и точно не из тех, кого она должна целовать, дотрагиваться, делить континент, не говоря о номере пентхауса, даже если в нем сотни отдельных комнат.

И она не должна мечтать о том, чтобы заняться с ним любовью, пусть даже ее притягивает к нему как магнитом.