Уроки русского. Роковые силы

Вот вернемся к вопросу, есть ли за что любить Россию и гордиться ею. Он свои доводы излагал, казалось бы, очень просто — напоминая забытое или сознательно из памяти вытравливаемое, а с другой стороны — разбивая застарелые и новосозданные русофобские мифы, которые удалось внедрить в сознание людей. Напоминая и разбивая опять-таки фактами.

Пример напоминания. Были более чем за тысячу лет три попытки крупнейших агрессоров покорить Европу и мир — татаро-монгольское нашествие, Наполеон, Гитлер. И все три захлебнулись в Руси — России — СССР. В нашей стране! То есть трижды мы спасли человечество. Разве здесь нечем гордиться?

Пример разоблачения антироссийской и антисоветской мифологии. Самая расхожая выдумка, ставшая для многих чуть ли не аксиомой, — об агрессивности нашей страны. Она, дескать, постоянно угрожала Западу. Помните знаменитое: «Русские идут!»?

Кожинов утверждает, и это неопровержимо: никогда наша страна первой не нападала на Запад. Первым Запад всегда нападал.

Недавно, когда мы готовили с ним последнюю нашу беседу «Пречистый лик Победы», опубликованную в новогоднем номере «Советской России», он мне напомнил:

— Известно, что Александр Невский в середине XIII века разбил Ливонский орден. Кстати, это были не только немцы. Это была католическая Европа, которая пришла, чтобы победить Россию. Причем, чтобы добить ее после татаро-монгольского нашествия, что было особенно подло. Однако мало кто помнит, что нападение Запада на Россию началось более чем на два столетия раньше. В 1018 году западное войско вторглось в пределы Руси. Возглавил это нападение польский князь (а с 1025-го — король) Болеслав Великий, и вошли в его войско немцы, венгры, а также враждебные Руси печенеги, с которыми он вступил в союз. Это войско захватило Киев, нанесло стране большой ущерб. И вот такие регулярные нападения продолжались в течение тысячелетия!

Россия же приходила на Запад либо в порядке контрнаступления, как это было и в Великую Отечественную войну, либо на помощь, которую просили сами страны Запада.

* * *

Еще о мифах? Их много Вадим Валерианович разоблачил. Что черносотенцы — это антисемиты. Что Сталин — антисемит. Что русский народ — антисемит по природе своей.

Об этом, последнем, он говорил с особенной болью. Ему вообще доставляла невыносимое страдание всякая клевета на родную страну и родной народ. Да разве можно обвинять его в плохом отношении к другим народам?

Вспоминал Пушкина: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, и назовет меня всяк сущий в ней язык…» То есть все живущие в России народы родными были для величайшего русского поэта, как и он родным стал для них.

Или вот привычно повторяют: «Россия — тюрьма народов».

— Ладно, я соглашусь, — говорил он, — но только если Европу, а тем более Америку, назовут кладбищем народов. Где бритты, давшие название Великобритании? Где гасконцы во Франции? Где прусы в Германии, от которых, собственно, и Пруссия пошла? Нет их. Уничтожены! А у нас в России сбережен, сохранен даже самый маленький народ.

И в голосе его опять слышалась гордость за Россию.

Говорят: знание — сила. Его сила была действительно в основательном и дотошном знании, добывавшемся неустанным и самым добросовестным трудом. Если что-то он хотел достоверно выяснить, установить, то ни усилий, ни времени уже не жалел. Шел до конца. До Правды, до Истины.

Зато и возразить ему, а тем более его оспорить, никто не мог. И никаких авторитетов, перед которыми он замолк бы или спасовал, не существовало.

Один из запомнившихся тому примеров — отношение к А. И. Солженицыну. Когда в преддверии его 80-летия предложил я Вадиму Валериановичу побеседовать об этой фигуре, ставшей исторической, он сразу же согласился. А говорил в основном о невероятно завышенных цифрах жертв ГУЛАГа и Великой Отечественной войны, которыми Солженицын оперирует. И становилась абсолютно очевидной разница тенденциозно-публицистического, недобросовестно-легковесного подхода к цифрам, с одной стороны, и углубленно-тщательного, досконального, подлинно научного — с другой. Кожинов всех лучших современных демографов и социологов обстоятельно с этой точки зрения изучил! И сам стал, можно сказать, весьма авторитетным демографом и социологом.

* * *

Он готов был вступать в диалог с любым оппонентом, с любой аудиторией. Это не значило, разумеется, что считал себя специалистом по всем проблемам. Моей бывшей однокурснице по факультету журналистики, беседуя о Пушкине, прямо сказал, когда она предложила порассуждать на тему «Пушкин и религия»: «Нет, тут я не специалист. По этому вопросу обратитесь к моему другу Палиевскому».

Однако если дело касалось насущных вопросов жизни народа и страны, которые больше всего волновали его, немедленно шел на самый острый публичный диспут. Как в бой. И до победы.

Был случай (увы, чуть ли не единственный!), когда «для плюрализма» пригласили его на телевидение. Любимов из «Взгляда» вел тогда на первом канале передачу, которая называлась, кажется, «Один на один». Оппонентом Кожинову был выдвинут «демократ» Нуйкин.