Уроки русского. Роковые силы

И вот вопрос: тот общественный, государственный, социально-экономический строй, который через трагические катаклизмы установился в нашей стране после Октябрьской революции 1917 года и, в чем-то, безусловно, меняясь, существовал три четверти века, был ли он органическим для нашей страны или совершенно противоестественным и чужеродным? Был ли это какой-то случайный и ненормальный зигзаг истории, выбросившей нашу страну с «генеральной» линии ее развития на обочину «мировой цивилизации», как это зачастую представляют, или все же продолжение — в иных, новых формах традиционного русского пути? И как отнестись к тому курсу, который был задан стране с 1991 года? Ответы тут чрезвычайно важны, потому что проецируются напрямую из прошлого в будущее, ориентируя, каким далее должен быть наш русский путь.

Прерву здесь последовательность повествования и обращусь к самому последнему, итоговому слову Вадима Валериановича Кожинова, ставшему для меня (и, конечно, для всех!) своеобразным его завещанием. Слово это было произнесено им в только что наступившем 2001 году — первом году нового тысячелетия и последнем году его жизни, буквально за несколько дней до неожиданной кончины, а опубликовано тогда же в газете «Правда».

В связи с началом нового века и тысячелетия я ввел тогда на страницах газеты, где работаю много лет, такую рубрику: «Что век грядущий нам готовит?» Решив обратить этот вопрос к наиболее авторитетным и уважаемым отечественным мыслителям, конечно же, в первую очередь позвонил Вадиму Валериановичу. Он был в хорошем новогоднем настроении, и разговор в целом был у нас приятный: только что в «Советской России» появилась большая моя беседа с ним «Пречистый лик Победы», о чем я ему и сообщил. Но когда попросил ответить на вопрос новой рубрики, он сказал, что это слишком серьезно, чтобы говорить вот так, «с ходу», и попросил время, чтобы основательно все продумать и сформулировать. Мои доводы, что ответ должен быть совсем кратким, на него не подействовали.

— Если совсем кратким, то тем более надо подумать, — парировал он.

Я рассказываю это лишь для того, чтобы подчеркнуть: его высказывание по важнейшему вопросу «Что век грядущий нам готовит?», последнее, которое я от него слышал, было не спонтанным, а очень серьезно, глубоко и всесторонне обдуманным. Так что же выдающийся русский мыслитель Вадим Кожинов счел необходимым и самым важным сказать о перспективах родной страны в наступившем XXI веке? Приведу опубликованный его ответ полностью:

«Я думаю, что перед нами — драматическая, даже трагическая дилемма.

Либо страна вернется на тот путь, по которому она так или иначе шла в течение тысячелетия, либо нам предстоят беспрецедентно тяжкие беды.

Можно говорить очень много о своеобразии России, но одно из самых важных ее отличий или, пожалуй, самое важное — исключительная роль государственности. Это объясняется и географическими условиями, в которых мы живем, и исключительным многообразием страны, и исключительной громадностью ее территории.

А между тем за последнее десятилетие роль государства в России стала гораздо менее значительной, чем в так называемых цивилизованных странах, где от трети до двух третей внутреннего валового продукта забирает себе государство и всецело им распоряжается — главным образом в экономических и социальных целях.

У нас же бюджет, по официальным данным, составляет незначительную долю ВВП. И это, по моему глубокому убеждению, поистине гибельно для России.

Если говорить о грядущем веке, наша жизнь зависит прежде всего от того, будет ли коренным образом изменен курс, которым страна следовала в течение последнего десятилетия.

В заключение одно конкретное соображение. Совершенно точно известно, что в так называемых цивилизованных странах государство осуществляет строжайший контроль за ценами на необходимый набор продуктов, входящих в так называемую потребительскую корзину. А наши «реформаторы» или не знают об этом, или не хотят знать, что, в сущности, дикость».

По поводу последнего кожиновского замечания в этом тексте скажу: Вадим Валерианович не был ведь ученым-экономистом, но, когда жизнь заставила, он с присущей ему глубиной и остротой мысли сумел и в экономике найти такие узловые моменты, которые «реформаторами» либо тщательно скрывались, либо, по невежеству, просто не были им известны. Отмеченный здесь факт с ценами — далеко не единственный из его размышлений, касавшихся экономики.

Но выделим суть чеканного кожиновского прогноза о драматической, даже трагической нашей дилемме: «Либо страна вернется на тот путь, по которому она так или иначе шла в течение тысячелетия, либо нам предстоят беспрецедентно тяжкие беды».

Включается ли им в это «традиционное» тысячелетие советский, социалистический период нашей страны? Безусловно. Это абсолютно ясно следует из дальнейшего хода его мысли: «Если говорить о грядущем веке, наша жизнь зависит прежде всего от того, будет ли коренным образом изменен курс, которым страна следовала в течение последнего десятилетия». То есть с 1991 года, а не с 1917-го!